Живое море. В мире безмолвия

Я оглянулся назад и увидел Дюма: он плавно опускался вниз на фоне слабого зеленоватого сияния. Впрочем, теперь нам не было дела до неба. Мы очутились в ином мире, куда еще не проникал луч света. Тщетно силился я увидеть световую дорожку от моего фонаря: в воде подземного источника не было взвешенных частиц, которые могли бы отразить свет. Лишь иногда в темноте загорался светлый кружок — это луч упирался в скалу. Увлекаемый вглубь тяжелым грузом, я торопился вниз, не задумываясь о Дюма. Внезапно меня остановил рывок; сверху посыпались камни. Диди тяжелее меня, поэтому он попытался притормозить ногой. Он повредил гидрокостюм и сорвал небольшой обвал. С грохотом катились обломки известняка. Один из них ударил меня в плечо. Надо что-то придумать… Но мысли меня не слушались.

На глубине девяноста футов я на уступе увидел чушку. Казалось, это не предмет из другого мира, а часть того, что меня окружает. Я смутно помнил, что должен что-то сделать с этой чушкой. Столкнул ее вниз. Она покатилась вдогонку за камнями. В голове у меня был туман, и я не заметил, как исчез висевший на плече запасной канат. А я забыл дать Фаргу сигнал потравить канат с грузилом, вообще забыл о Фарге, забыл обо всем, что позади. Тоннель изгибался под острым углом. Моя правая рука непрерывно крутилась, рисуя лучом фонарика круги на гладкой стене. Я шел со скоростью двух узлов. Я был в парижском метро. Никто не попадался мне навстречу: ни одного окунька, совсем никаких рыб.

В это время года, после летнего сезона, наши уши обычно хорошо натренированы. Почему же такая боль в ушах? Что-то случилось. Луч не бежал больше вдоль стены тоннеля, теперь он уткнулся в ровный грунт. Это уже не скала, а земля, покрытая мелкими камешками. Ищу стены — их нет, я оказался на дне огромной пещеры, заполненной водой. Я нашел чугунную чушку, но нигде не было видно ни цинковой лодки, ни сифона, ни качающегося камня. Голова раскалывалась от боли. Мной овладела полная апатия.

Я вспомнил, что нужно изучить топографию этой гигантской подземной пустоты. Ни стен, ни потолка, только пол, уходящий вниз под углом в сорок пять градусов… Но чтобы вернуться, нужно сперва найти свод этого грота, ведущего в сокровенные глубины тайны, которая нас занимает.

Что-то знакомое: луч света выхватил из мрака извивающийся канат, на котором повисла бесформенная масса. Это был Дюма. Изогнувшись, словно какой-то невиданный червяк, он вяло взмахивал руками — пытался привязать к канату ледоруб. Я подплыл и посмотрел на его глубиномер. Сто пятьдесят футов. Под стеклом прибора поблескивала вода. Скорее всего, мы находимся еще глубже, не меньше двухсот футов по вертикали, в четырехстах футах от поверхности, на дне извилистого наклонного тоннеля.

Мы оказались жертвами какой-то необычной формы глубинного опьянения. Вместо игривого веселья на душе гнетущая тревога. Дюма явно чувствовал себя еще хуже, чем я. В моем мозгу вертелись несвязные мысли: «Странное самочувствие для этой глубины… Идти обратно нельзя, пока не установлю, где мы. Почему я не ощущаю никакого течения? Канат с чушкой — наша единственная путеводная нить. Вдруг мы ее потеряем? А где же канаты, которые были у меня на плече?» С трудом я сообразил, что где-то обронил их. Взял руку Дюма и вложил в нее сигнальный конец.

— Жди здесь! — крикнул я. — Пойду искать тоннель.

Диди подумал, что у меня кончился воздух и я прошу у него запасной акваланг. Я пытался нашарить фонарем потолок пещеры. Тщетно.

Из-за сильного опьянения Дюма решил, что мне грозит опасность, и стал поспешно отвязывать акваланг. Нервно размахивая руками, он поскользнулся на гравии и выпустил конец, связывавший нас с поверхностью. Канат исчез во тьме. Плавая вверху, я вслепую пытался нащупать стену или потолок; вдруг Дюма потянул меня назад, не давая искать.

Он был в полуобмороке. Едва я коснулся его, как Диди, охваченный безумным страхом за свою жизнь, со страшной силой ухватил меня за кисть и потянул к себе. Я вырвался, отступил назад и посветил на него фонариком. Сквозь стекло маски были видны судорожно вращающиеся выпученные глаза Дюма.

Мертвую тишину нарушало только мое прерывистое дыхание. Я сделал над собой усилие: думай, думай… Течения нет, Дюма не могло отнести в сторону от грузила. Наше счастье, не то мы оба пропали бы. Грузило должно быть где-то поблизости. Я настойчиво искал глазами ржавый слиток металла, который был для нас дороже золота. Вон он! Нет, она: тяжелая, твердая, спасительная чугунная чушка! А вот и канат, уходящий сквозь мрак туда, где теперь сосредоточились все наши надежды.