Живое море. В мире безмолвия

Неотступно следившая за моими пузырями Симона нырнула мне навстречу. Я вручил ей омаров и отправился за новой порцией, а она вернулась на поверхность. Симона вынырнула около камня, на котором сидел, уставившись на поплавок своей удочки, оцепеневший провансалец. Он увидел, как из воды появилась светловолосая женщина, держа в каждой руке по извивающемуся омару. Она положила их на камень и обратилась к нему: «Будьте добры, постерегите их для меня». Рыболов выронил из рук удочку.

Симона ныряла еще пять раз, принимая от меня омаров и складывая их на камне. Рыболов не мог видеть меня. Наконец Симона подплыла к нему за своим уловом.

— Прошу вас, оставьте одного себе, мсье. Их очень легко собирать, нужно только делать, как я.

Уплетая мою добычу, Тайе и Дюма дотошно расспрашивали меня обо всех подробностях. Мы строили бесчисленные планы применения акваланга. Тайе произвел расчет прямо на скатерти и торжественно объявил, что каждый ярд нашего продвижения в глубь моря открывает человеку еще триста тысяч кубических километров жизненного пространства. Наша троица давно знала друг друга — вот уже много лет мы ныряли вместе. Наш новый ключ к неизведанному миру сулил чудеса. Мы вспомнили, с чего начинали…

Нашим первым вспомогательным приспособлением были подводные очки, которые давным-давно известны в Японии и Полинезии. В шестнадцатом веке ими пользовались добытчики кораллов на Средиземном море. За последние пятьдесят лет их открывали заново не менее пяти раз. Незащищенный человеческий глаз, очень плохо видящий под водой, буквально прозревает благодаря водонепроницаемым очкам.

Однажды воскресным утром 1936 года — это было в Ле Мурильоне, близ Тулона — я окунулся в воды Средиземного моря, надев очки Ферне. Я служил тогда на флоте рядовым артиллеристом, был неплохим пловцом и преследовал одну цель — отработать свой кроль. О море я думал лишь как о соленой среде, разъедающей мне глаза. И вдруг мне открылось поразительное зрелище: подводные скалы, покрытые зарослями зеленых, бурых, серебристых водорослей, среди которых плавали в кристально чистой воде неизвестные мне рыбы. Вынырнув на поверхность за воздухом, я увидел автомашины, людей, уличные фонари. Затем снова погрузил лицо в воду, и цивилизованный мир сразу исчез; внизу были джунгли, недоступные взору тех, кто движется над водой.

Бывает, на вашу долю выпадает счастливое сознание того, что жизнь разом изменилась; вы прощаетесь со старым и приветствуете новое, бросаясь очертя голову навстречу неизведанному. Так случилось со мной в тот летний день в Ле Мурильоне, когда у меня открылись глаза на чудеса моря.

Я стал жадно прислушиваться к рассказам о героях Средиземноморья — пользуясь очками Ферне и ножными ластами Ле Корлье, вооруженные варварским оружием, они производили настоящее опустошение в рыбьем царстве.

Бесподобный Ле Муань, погрузившись в морскую пучину около Санари, бил рыбу пращой! Знаменитый Фредерик Дюма, сын профессора физики, охотился под водой с заостренным железным прутом. Для этих людей рубеж между двумя взаимно чуждыми мирами не существовал.

Я уже два года увлекался ныряньем в очках, когда встретил Дюма. Вот как он сам рассказывает о своем приобщении к подводному спорту.

«…Летом 1938 года, сидя как-то раз на прибрежном камне, я увидел настоящего человекорыбу, явно опередившего меня в эволюции. Плавая, он ни разу не поднял головы, чтобы сделать вдох: для этого у него во рту была трубка. На ногах — резиновые ласты. Я восхищался его сноровкой. Наконец он замерз и вышел из воды. Это был лейтенант флота Филипп Тайе. Он изобрел оружие для подводной охоты наподобие моего. Очки у него были больше моих. Он рассказал мне, где раздобыть очки и ласты и как сделать дыхательную трубку из садового шланга. Мы назначили с ним день совместной охоты. Этот день явился важной вехой в моей подводной жизни».

Этот день оказался важным для всех нас: я был знаком с Тайе еще раньше, и теперь мы все трое собрались вместе.

Подводная охота разгорелась вовсю. Остроги, арбалеты, самострелы, гарпунные ружья — все было обращено против морской дичи. В прибрежных водах почти не стало рыбы; местные рыбаки возмущались. Нас обвиняли в том, что мы распугиваем рыбу, рвем сети, грабим верши и устраиваем настоящий мистраль своими дыхательными трубками.

Однажды, кувыркаясь в воде, Дюма заметил, что за ним наблюдает с мощного катера живописный детина, голый по пояс и весь разрисованный танцующими девицами и знаменитыми полководцами. Эта ходячая картинная галерея окликнула Диди. Он вздрогнул: это был Карбон, пресловутый марсельский гангстер, чьим идолом был Аль Капоне.

Карбон подозвал Диди, пригласил его к себе на катер и осведомился, чем тот занят.

— Ничего особенного, просто ныряю, — робко ответил Диди.

— Я люблю приезжать сюда, чтобы отдохнуть на покое от городского шума, — сказал Карбон. — Ты заинтересовал меня — будешь теперь нырять с моей скорлупы.