Живое море. В мире безмолвия

В районе Дакарского порта на глубине семидесяти пяти футов наш эхолот нащупал затонувшую во время войны французскую подводную лодку. Мы нырнули. Чистенькая и аккуратная, она лежала на грунте, окруженная тучами рыб — серебристыми мальками и темными строматеусами. Дюма заплыл в тень около левого винта и встретил там нос к носу огромного промикропса, разновидность групера и родственника нашего средиземноморского меру. Сей экземпляр весил не менее четырехсот фунтов, превосходя наших старых знакомцев раз в десять. Широкая плоская голова с маленькими глазками медленно надвигалась на Дюма. Чудовищная пасть разинулась во всю ширь — достаточно большая, чтобы проглотить Диди. Он знал, что у групера нет опасных зубов, но этот великан был, кажется, способен съесть его, не разжевывая. Так поступает меру: плывя с открытой пастью, он заглатывает целиком омаров и осьминогов. Дюма был безоружен, а я плавал где-то в стороне, увлеченный киносъемкой.

Огромный зев был в двух футах от Дюма, когда он опомнился и дал задний ход, сохраняя безопасное расстояние. Чудовище не спешило, и просвет не сокращался. Диди знал, что промикропс безобиден, но вид этакой пасти все же его беспокоил. Долго, бесконечно долго, как показалось Дюма, длилось отступление; человек и рыба смотрели друг на друга со взаимной неприязнью. Наконец монстр утратил интерес к Диди, повернулся и ушел в свое темное убежище под затонувшей лодкой. Дюма возвратился на поверхность очень задумчивый.

— Представляю себя проглоченным заживо каким-то паршивым групером… — произнес он.

Пожалуй, нашим самым потешным морским товарищем стал тюлень. Некогда Средиземное море изобиловало тюленями Monachus albiventer — белыми монахами; в древности они были распространены от Черного моря до восточной части Атлантического океана. В семнадцатом веке, когда зародился тюлений промысел, «монахов» безжалостно истребляли люди, последователи ньюфаундлендца Абрахама Кина, который хвастливо называл себя величайшим зверобоем в истории: он забил миллион тюленей. Тем не менее мы не раз слышали от старых рыбаков, что они видели «монаха».

Впервые мы напали на след этих вымирающих обитателей моря на Ла Галите. Так называется знаменитая своими омарами группа мелких островов в тридцати пяти милях к северу от Туниса; омаров ловят и держат в садках, потом их забирают суда из Туниса или из самой Франции. Рыжеволосый мэр Ла Галите, очень разговорчивый человек, уверял нас, что сам видел живых «монахов».

— Как-то вечером, — рассказывал он, — «монах» на глазах у всех принялся грабить садок с омарами около пристани. Затеял такую возню, что, когда всплыл за воздухом, садок сидел у него на голове, словно шляпа.

Мы расхохотались, представив себе эту картину.

— Мы все его видели! — воскликнул мэр. — Я провожу вас к гротам, где живут тюлени.

Мы обследовали три грота и ничего не нашли. Мэр показал нам четвертую пещеру. Тайе, Дюма и Марсель Ишак сошли на берег, чтобы спугнуть ее предполагаемых обитателей, а мы с Жаном Алина нырнули в воду напротив входа в грот. Жан притаился за скалой в пятнадцати футах впереди меня, я подыскал опору для кинокамеры. Наши друзья на суше бросили в грот камень. К их удивлению, оттуда выползли два тюленя — серая самка и громадный белый самец — и бросились в воду. Никаких сомнений, Monachus albiventer жив!

Увидев из своей засады на фоне темного отверстия пещеры что-то большое и белое, я решил, что это какая-нибудь необычная рыба. Не потому, чтобы я вообще не верил в «монаха», просто я никак не ожидал увидеть «беляка»: взрослый белый тюлень встречается чрезвычайно редко. Зато Алина сразу понял, что это настоящий «монах», и замахал руками:

— Снимай!

Самец остановился в шести футах от Жана. Старый альбинос сам был уникальным явлением природы, но он впервые увидел «рыбу» с раздвоенным хвостом, выделяющую пузырьки воздуха. Вращая огромными глазами, он недоуменно развел ластами и озадаченно погладил свои усы. Потом пошел прямо на меня. Он проплыл так близко от Алина, что тот успел даже погладить волосатый белый бок.

Мы быстро вернулись на корабль, оделись и поспешили к пещере. При свете фонаря в глубине грота отыскали проход, сквозь который мог пробраться человек. Двадцать футов ползком, и мы во внутренней камере. Нам ударил в ноздри острый запах зверя. Посередине «зала» шириной около двадцати футов лежал хорошо сохранившийся скелет здоровенного тюленя. В этом тайнике тюлени нашли себе надежное укрытие, здесь они рожали детенышей, скрытые от глаз кровожадных людей, сюда заползали умирать, когда врагу удавалось подстрелить их. Одинокий скелет напомнил нам надгробный памятник…

Дальше мы пошли в Порт-Этьенн^[3], французский аванпост близ испанского Золотого Берега. Там мы встретили некоего мсье Коссэ, который обитал в одиночестве в лачуге из рифленого железа. Он рассказал нам, что тюлени — его единственные друзья.