Живое предание XX века. О святых и подвижниках нашего времени

Марфы: «Мать Мария желает вас видеть». Берет меня за руку и ведет меня по балкону к кабинету матери Марии (а все дети играют внизу). Я иду с повинной головой, мать Мария встречает меня словами: «Подойдите, мой ребенок, сядьте ко мне на колени. Да, эти взрослые никогда не понимают детей. Когда я была маленькая, я тоже не всегда знала свои уроки».

Вифания – моя колыбель, подготовка к жизни. Я иногда думаю, что если бы у меня такого основания не было, мне было бы трудней преодолеть мирские бури.

Вифанско-Гефсиманский мир

– Тогда обитель и школа переживали свой «золотой век», сегодня вы одна из немногих свидетелей той легендарной эпохи. Расскажите о людях, которых вы знали тогда.

– Школой занимались удивительно образованные и культурные люди. Анна Васильевна Голенищева-Кутузова, математик, вместе с тем и филолог, «ходячая энциклопедия» и очень верующий человек. Она получила образование в Германии до революции, говорила на четырех языках. В религиозной сфере она больше других повлияла на меня: своим примером, подлинным смирением она учила меня быть простой в жизни.

Заведующей классами была арабка из Дамаска Ирина Николаевна, воспитанница Русской женской учительской семинарии в Бейт-Джале[133], очень строгая, но замечательная. В Вифании мы ежедневно выполняли какую-нибудь работу. Однажды меня как «дочь» матери Марии благословили убирать ее бюро. В бюро стояли стол и диван, на столе чернильница. Я должна была вытереть пыль. И вот я сняла с письменного стола все на диван, вытерла пыль. Когда я обернулась, вижу: диван весь черный. Пока я вытирала пыль, чернильница меня подвела – перевернулась и залила его! С плачем выбегаю, а Ирина Николаевна, узнав, в чем дело, вместо того, чтобы отругать меня, говорит: «Ну как могли поручить маленькому ребенку такую работу!» Меня простили, а диван сменили на новый.

С детства мы хорошо знали Библию, изучали богословие (его вела Валерия Константиновна Хеке), историю Церкви, святых отцов, Вселенские соборы. Архимандрит Антоний (Синкевич) проводил духовные беседы в старших классах. Утром и вечером мы посещали службы, ежедневно читали утренние и вечерние молитвы. По субботам служилась литургия в Вифании, в воскресенье мы шли на литургию в Гефсиманский монастырь. Там мы общались с сестрами. Две сестры, мать Варвара и мать Сергия (Цветковы), – из Москвы, много рассказывали про московскую жизнь, и когда я впервые попала в Замоскворечье, мне все казалось знакомым! Мать Сергия работала у великой княгини Елизаветы Федоровны в Марфо-Мариинской обители и вспоминала, как Елизавета Федоровна всегда говорила очень тихо и как неловко было ее переспрашивать. А мать Варвара так часто цитировала оптинских старцев, что когда ей что-нибудь нужно было доказать, она произносила: «Оптинские старцы мне это сказали», а иногда «предсказали». Это шло у нее лейтмотивом. Они были очень разные, эти две сестры. Мать Сергия, некогда красавица, потеряла зрение и была внутренним, молитвенным человеком. Мать Варвара, второе лицо в монастыре после матери Марии (Робинсон), деятельная и активная, стала игуменией после ее кончины. В детстве я всегда ее в чем-то «убеждала», и гораздо позже, когда я уже жила в Голландии, кто-то приехал из Иерусалима и сказал: «Вы должны встретиться с матерью Варварой!» Я отвечала: «С матерью Варварой мы не могли сговориться даже в детстве…» – «Нет, вы ошибаетесь, мать Варвара вас ценит. Она сказала, что Лиза была прямолинейным человеком, и мы всегда знали, что она думает». Для меня эти слова оказались большим утешением.

Игумения Тамара (Романова)

Я была дружна с матерью Тамарой (Романовой), впоследствии игуменией на Елеоне[134]. Дочь великого князя Константина Константиновича, она была, как все Романовы, очень высокая. И вот однажды она решила, что я должна разделить с ней келью в игуменском «аристократическом» доме, где находились кельи игумении, матери Тамары и сестры Евдокии, княжны Голицыной. А я в то время жила с другой сестрой, латышкой Анастасией (русская няня в свое время привела ее к Православию). Мать Мария согласилась, и в один прекрасный день сестра Анастасия узнала, что меня переводят от нее к матери Тамаре. Она загрустила, и мы с матерью Тамарой каждый вечер после ужина ходили пожелать ей «спокойной ночи». Какое воспитание! У матери Тамары была ваза, большая, хрустальная, синего цвета, она стояла на ее письменном столе. Каждый день в эту вазу приносили букет цветов. Однажды я, маленькая, решила вытереть пыль: взяла в руки вазу, но не ожидала, что она такая тяжелая. Ваза выскользнула и разбилась. Я с ревом выбежала из комнаты в коридор, а по коридору мне навстречу шла мать Тамара. Поняв, что случилось, она спокойно сказала: «Ну, ничего….»