Живой

В следующий раз, когда он проснулся, уже наступила ночь. Стрекотали кузнечики, перекликались ночные птицы, едва слышно скрипели деревья. Ночник у кровати рассеивал густую маслянистую темноту лишь у самой головы парня. Он почувствовал, что все тело горит в лихорадке, он весь мокрый от пота, особенно спина и грудь, которую кто-то слишком плотно перебинтовал. Правое плечо ныло, голова раскалывалась от боли, губы слиплись от жажды, перед глазами мелькали черные точки, но усилием воли он заставил себя не впадать в забытье в очередной раз. Нужно было понять, что происходит и где он. Думай! Думай! Думай!

Это все Темыч – бывший одноклассник. Так ведь и знал, что нельзя ему доверять, но выбора не было. Снова ложь! Он заскрежетал зубами и чуть было не заплакал от досады. Выбор всегда есть. А он сам виноват, потому что идиот. Нужно было быть умнее – вот и весь ответ.

Он слегка приподнялся на локте левой руки. Комната вместе со всем скудным интерьером резко покачнулась и поплыла, потом также резко замерла. К горлу подступила тошнота, Максим закашлялся. В дальнем углу что-то нетерпеливо переступило с одной ноги на другую, завозилось и вздохнуло. Что-то слишком крупное, чтобы быть просто человеком. Парень с ужасом уставился в темноту.

– Кто здесь? – прохрипел он, чувствуя, как треснула засохшая корка на губах.

– Как ты… вы… себя чувствуете? – ответил голос из тени, вполне себе человеческий, только очень низкий и хриплый, но не так, как бывает у стариков – скорее как у того, кто не привык много болтать.

– Воды…

– На столе, слева.

Максим повернулся, прямо под светильником стоял стакан с водой. Морщась от боли, он медленно подвинулся к краю кровати, схватил стакан трясущейся рукой, начал пить, захлебываясь, обливаясь, потом долго кашлял, почти до рвоты. Его трясло и знобило, на теле проступил холодный пот.

– Вам помочь? – вежливо поинтересовался голос.

Максим отдышался и снова уставился в темноту, из которой на этот раз отчетливо прорисовывался силуэт. Видимо, мужчина сделал пару шагов навстречу, но передумал в последний момент. И это было разумным решением. Мужчина? Максим уже не был в этом уверен. Высокая тень, под два метра ростом, широченные плечи – одно заметно выше другого, длинные руки с явно проступающими даже через ветровку мускулами, на голове капюшон, плотно скрывающий лицо.

– Не подходи, – пробормотал Максим, инстинктивно подтягивая колени к подбородку. Услышал короткий виноватый вздох:

– Ох, извини…

И силуэт снова скрылся в темноте. Ну и урод! Максим вздрогнул всем телом, когда услышал, как это нечто шагнуло к двери, и облегченно выдохнул, когда оно, наконец, покинуло комнату.

«Я точно не в раю, раз меня окружают такие чудовища», – подумал он, прежде чем провалиться в тревожный сон.

Тимофей злился на себя за то, что был таким неосторожным. Прав был папа, когда говорил, что ему не стоит вообще показываться людям на глаза. Так было проще. Не средневековье, конечно, чтоб его крестьяне вилами гнали, но кто знает, на что может толкнуть страх? От перепуганных односельчан он еще в детстве натерпелся. Не стоило испытывать судьбу и сейчас. Все у него было хорошо – грех жаловаться. Отец его любил, может, даже больше, чем его братьев, проводил с ним много времени, научил охотиться, рыбачить, помог построить этот дом. Петрович заботился о нем, привозил все необходимое – инструменты, запчасти, топливо, продукты, все, что тот просил, даже оформил по документам, как лесничего и смотрителя местного заповедника, зарплату ему платил.

Страшно представить, что могло случиться, если бы отец согласился отдать его в приют для инвалидов и неполноценных. «У него голова слишком светлая, он не только слюни умеет пускать, как остальные в этих приютах», – говорил отец на все увещевания родственников и собственной жены, которая чуть с ума не сошла от ужаса после родов. «Это сейчас он ребенок еще! А как подрастет, куда нам наших детей прятать? Да он одной своей ручищей быка задушит и не вспотеет!» – причитали соседи.

В лесу было спокойно. Здесь был его настоящий дом. Он знал каждую тропинку, каждое дерево, звери не боялись его, чуть ли не с рук ели. Им было все равно, как он выглядит. Чтобы не сойти с ума от одиночества, он иногда говорил по рации с Петровичем или его женой, читал книги, научные журналы, газеты, правда, полугодовалой давности, но политика и курс валют его и так не особо интересовали. Иногда он наблюдал за туристами и охотниками, забредающими в его лес, но издали, оставаясь незамеченным, даже несмотря на свою совсем не скромную комплекцию. Бесшумно передвигаться, исчезать в тени деревьев и прятаться он умел, как никто.