Живой Пигмалион

Пир превратился в моноспектакль самой прекрасной актрисы на свете. “Ты взял в жёны гетеру, Пигмалион?”, - орали нетрезвые греки, глядя как смысл всей моей жизни, наполняет привычную музыку танцем, от которого через очень недолгое время никто не видел ничего кроме волос Галатеи, глаз Галатеи и дымчатого узора движений. Галатея внушала любовь. Голос её звучал, как надежда на вечную жизнь в ожидании смерти, но не в толпе теней Аида, в ней не было стремления к печали, она говорила, смеялась, вдохновляла трезвых мудрецов на ещё большую любовь к мудрости, подводила к решению сложных задач любителей корней и цифр, которые ехидно вопрошали: “А может быть твоя жена решит одну не сложную задачку которую, наверное от лени, пока что никто не способен решить?”. И затем благоговейно замолкали всем сердцем чувствуя подъём предшествующий озарению. Вначале все влюбились в Галатею, но это любовь не перешла ни в смертельную, для законного супруга, похоть ни в обожествление человека. У каждого словно открылись глаза на себя. Каждый увидел себя, как мечту и каждый мог её осуществить. В канун праздника Афродиты было решено устроить первый эгейский турнир красоты, на котором наконец-то засияют подлинные греческие сокровища, так расточительно, до этого дня, укрытые в кухнях и спальнях.

Происходило, то, что я хотел. По улицам бегали жёны и девы, в школах с ними занимались философы, мастера по вокалу и танцу, по доступным ценам продавались самые диковинные ткани, городская казна выделила деньги на некий таинственный приз для “царицы” и множество золотых побрякушек для всех осмелевших участниц. Всё случилось, как я рассчитал - чувство ревности оказалось сильнее привычных предрассудков. “А чем мои женщины хуже?”, - вопрошал себя любой почтенный грек, который до этого дня не утруждал себя таким вопросом. То, что раньше казалось чуть ли не бесчестием теперь стало чуть ли не необходимостью… Ещё не много и они признают в женщинах граждан и дадут им право голоса на выборах… Безмозглые кучевые бараны, годные только на жертвы бессмертным. Не бойтесь, я просто отчаянно пьян. Я пью уже неделю.

Нет, в моём роду не было пьяниц. Но видимо в моём роду были подлинные художники. Я ни от кого не слышу, “Пигмалион, благодарим тебя за Галатею!”, проклятье, они же не знают, что Галатея всего лишь обработанная глыба мрамора, оживлённая Афродитой, кажется… Но всё равно могли бы догадаться, что это я её такой сделал. Воспитание в данном случае равнозначно ваянию. А слышу я только одно, “Как повезло тебе, Пигмалион! Пигмалион - ты счастливец!!!”. А какой я всех в Тартар счастливец, если рядом находится моё же собственное творение, которое меня же разрушает?! Впервые то, что я сделал из камня, не возвышает меня в глазах окружающих и принижает в собственных глазах. Конечно же, я не могу так петь, писать стихи и решать математические уравнения, да и доброты во мне поменьше, не говоря уже о красоте… Возможно в моём роду вообще не было художников, но я вижу её глазами творца, который испытывает справедливую ревность к совершенствам своего творения без упоминания собственного авторства. Ещё не много и я услышу, как люди начнут жалеть Галатею, которой достался пьяница муж - завистливый, ворчливый и бездарный - память выдыхается быстрее утренних капель на диких цветах. На которые похожа Галатея после утренних омовений… Интересно, а почему я считаю, что не хочу до неё дорасти?…

Прекрасно если утро начинается с вина. День проходит без ложных стремлений ты всем говоришь в глаза, только то, что ты о них думаешь и никогда не ждёшь расплаты, потому что ты пьян. “Да он просто пьян! Не обращайте внимание”. И никто не обращает, - слово сорвавшееся с пьяного языка никем не принимается всерьёз, но накрепко в ком-то засядет, потому что пьяный говорит то о чём шепчется вся Греция. Не смей меня перебивать. Ты же не будешь меня учить сколько должен выпить гений, чтобы начать честное утро. Не важно! Я буду работать когда захочу. Хочешь, начну прямо сейчас. Иногда я жалею, что сотворил тебя юной девушкой, тебе бы больше подошёл образ стареющей от своей сварливости гречанки. Хочешь, мы нанесём несколько лёгких морщинок, они всё равно скоро у тебя появятся!

Говорят, я выбежал из дома за своей женой, размахивая резцом скульптора…

Говорят, что жена просила не отдалять меня от неё, объясняя, что я много выпил и совсем помешался на красоте, принимая жену за скульптуру. Говорят, что я при этом хрюкал, пытаясь раскрыть какую-то тайну. Очнувшись, я увидел две глубокие морщины на прекрасном лице Галатеи.