Живой Пушкин. Повседневная жизнь великого поэта

Вряд ли все наставления старшего брата – и шуточные, и суровые – пошли впрок гуляке Лёвушке. Вино было и его страстью, и стихией, и поэзией. Когда бокалы искрятся золотом и рубином, можно ли думать о прозаических долгах, которые всё равно оплатит брат Александр!

Чтоб каждым утром у Вери
В долг осушать бутылки три.

Весёлые денёчки в Варшаве, где служил в 1830-х Пушкин-младший! Ни в чем не отказывал себе «кудрявый Лайон»: только в одном варшавском ресторанчике за 49 дней было выпито 64 бутылки вина! По сему достойному поводу приятели сочинили шуточную эпитафию на мнимую его кончину:

Лев Сергеевич умре!
Плачьте, плачьте в этот день,
Сен-Пере и Шамбертень,
Шамбертень и Сен-Пере.

Знаменитое шампанское сен-пере упоминает Пушкин ранее, в послании к брату из Михайловского:

Что же? будет ли вино?
Лайон, жду его давно.
У меня закон один:
Жажды полная свобода
И терпимость всяких вин.
Погреб мой гостеприимный
Рад мадере золотой
И под пробкой смоляной
Сен-Пере бутылке длинной.

«Лев был здесь – малый проворный, да жаль, что пьёт, – подсмеивался над братом Пушкин – Он задолжал у вашего Andrieux (петербургского ресторатора – Л.Ч.) 400 рублей и ублудил жену гарнизонного майора. Он воображает, что имение его расстроено и что истощил всю чашу жизни».

Благоразумный Антон Дельвиг (в письме к другу-поэту) укоряет Льва Сергеевича: «Пьёт он, как я заметил, более из тщеславия, нежели из любви к вину. Он толку в вине не знает, пьёт, чтобы перепить других, и я никак не мог убедить его, что это смешно. Ты также молод был, как ныне молод он, сколько из молодечества выпил лишнего?»

Ходили шуточные эпиграммы в адрес Льва Пушкина, так Соболевский «воспел» его, «храброго капитана», не имевшего подчас средств на дорогое шампанское:

Пушкин Лев Сергеич,
Истый патриот,
Тянет ерофеич
В африканский рот…

Любопытно: выражение «убить француза» означало пригубить стаканчик ерофеича после бокала французского вина. Оттого-то и бравый капитан Пушкин – «истый патриот». Ерофеич считался крепким напитком – семидесяти градусов, а то и боле, – настоянным на травах и кореньях. Название своё получил в честь иркутского цирюльника Ерофеича, вылечившего как-то созданной им горькой настойкой самого графа Алексея Орлова. Доктора рекомендовали пить ерофеич для аппетита по рюмочке-другой перед обедом, но Лев Сергеевич, как видно, тех благих советов не придерживался…

Пушкин пытался и в шутку, и всерьёз воспитывать младшего братца. «Третьего дня сыграл я славную штуку со Львом Сергеевичем, – делится он с женой принятыми им “строгими” мерами – Соболевский, будто не нарочно, зовёт его ко мне обедать. Лев Сергеевич является. Я перед ним извинился, как перед гастрономом, что, не ожидая его, заказал себе только ботвинью да beaf-steaks. Лев Сергеевич тому и рад. Садимся за стол; подают славную ботвинью; Лев Сергеевич хлебает две тарелки, утирает осетрину, наконец требует вина; ему отвечают: – Нет вина – Как нет? – Александр Сергеевич не приказал на стол подавать. И я объявляю, что с отъездом Натальи Николаевны я на диете – и пью воду. Надо было видеть отчаяние и сардонический смех Льва Сергеевича, который уже ко мне, вероятно, обедать не явится. Во всё время Соболевский подливал себе воду то в стакан, то в рюмку, то в длинный бокал – и подчивал Льва Сергеевича, который чинился и отказывался». И шутливо заключает: «Вот тебе пример моих невинных упражнений».

Бывало, старший брат с трудом сдерживал раздражение. «Лев Сергеевич очень себя дурно ведёт, – в сердцах восклицает Пушкин – Ни копеек денег не имеет, а в домино проигрывает – у Дюме по 14 бутылок шампанского. Я ему ничего не говорю, потому что, слава Богу, мужику 30 лет; но мне его жаль и досадно».

Расходная книжка поэта пестрит записями: «За Льва Сергеевича заплачено Дюме 220 р.», отослан долг в Варшаву – 830 рублей, «на проезд до Тифлиса дадено брату 950 рублей»…

Нет, не отказывал себе Лев Пушкин в удовольствии красиво пожить. Не имея средств, остановился в лучшей петербургской гостинице, что стояла на углу Невского и Екатерининского канала. «Вообрази, что он здесь взял первый номер в доме Энгельгардта, – пишет сестра Ольга супругу, – за который он платил двести рублей в неделю».

Что ж из того? Старший брат не оставит в беде. Поэту пришлось буквально «выкупать» Лёвушку из «гостиничного рабства».

«Чистый нам любезен Бахус»