Живой товар: Москва — Лос-Анжелес

В клуб они прибыли в полночь, оба навеселе, Андрей так даже начал слегка шепелявить, язык не очень-то слушался его. Платил Барт. Андрей пил, будто перед концом света, и это вскоре сказалось на нем. Он то пощелкивал пальцами, призывая очередную красотку к себе на колени, то боялся испачкать недавно купленные белые брюки, мрачнел, соловел, клевал носом. Время от времени он взбадривал себя глотком ликера с водкой и вполголоса ругался, мешая сленг с русским матом. Вероятнее всего, он и сам толком не знал, чего ждет от простого американского стриптиза. Изредка он обыскивал свой пиджак и посыпал стол серо-зелеными купюрами, небольшого, впрочем, достоинства (Барт тут же заталкивал их Андрею в карман), и сожалел о каких-то сотенных, забытых в номере отеля на дне чемодана. Ехать домой Андрей отказывался наотрез. Барт опасался, что они досидят в клубе до самого закрытия, до того момента, когда девочки выстроятся в шеренгу перед последними посетителями, рассчитывающими на услуги сверх программы, и пьяный русский возомнит себя персидским шахом, что решает в собственном гареме — кого сегодня осчастливить?

Публика редела. Барт старался представить пьяную русскую любовь. На простынях какого цвета они теперь спят?

— Я мигом выметусь отсюда, если вон та кубиночка составит нам компанию, — упрямился Андрей. — Куба си, Кастро но.

— Тот умен, кто живет по средствам.

— О, Господи! — заводился Андрей. — У тебя есть Пэм, а при таком тыле как Пэм, конечно же, можно позволить себе жить по средствам. А когда на целом континенте не находится ни одной женщины, которая бы по тебе сохла, когда у тебя нет никого на тысячи миль вокруг, кто бы хотел заполучить тебя в постель, тогда как? Меня ведь никто не ждет, Барт, — канючил Андрей, — кроме дешевых двадцатипятидолларовых проституток в Лос-Анжелесе и Нью-Йорке.

— Поступай, как знаешь, — Барт погасил сигарету. Он уже отметил про себя, что опекает русского слишком плотно, даже навязчиво. — Прежде вас водило за ручку ваше правительство, — вдруг обозлился он, — а сейчас с вами должны нянчиться мы? Никак нельзя без няньки, да?

На улице дышалось немного легче, что было неожиданно для этого города. Высь над Невадой стала яснее и глубже. И они смертны, подумал о звездах Андрей. Никуда не девается только фон, на котором всему остальному гореть и меркнуть, — только вечное небо, вымороженная чернота. После изрядных доз алкоголя Андрей иногда впадал в сентиментальность. В машине он не проронил ни слова. От стоянки, где Барт парковал «Понтиак», до отеля они добрели вместе и внизу расстались — Андрей задержался возле дилера, одинокого и скучающего, а Барт отправился в номер спать. Андрей суетился, то обреченность, то азарт пятнами проступали у него на лице. Дилер насторожился:

— Не советовал бы продолжать, сэр. Вы не в форме.

— Ерунда, — отмахнулся Андрей. — Лучше поменяйте-ка мне еще двадцатку.

— Извините, — дилер поправил «бабочку» под воротником, — нам нужен арбитр? Мой совет совсем не плох.

— Ладно, — ответил Андрей, чуть помедлив. Хотел было нахамить, но пощадил скромного труженика зеленых полей.

— Завтра будет ваш день, уверен.

Андрей посмотрел по сторонам, не слышал ли кто их тихий разговор, и поплелся к лифту, усмехаясь: цвет сукна с карточного стола — цвет нашей национальной тоски.

2