Живой товар: Москва — Лос-Анжелес

Он провалился в сон, словно в пропасть, и, когда очнулся, почувствовал себя совершенно разбитым. Стылая (кондиционер работал в дневном режиме) темная комната, прилепившаяся, точно к шаткому карнизу птичье гнездо, к самому краю света, опасно раскачиваясь, зависала над непроглядной бездной. Пальцы судорожно цеплялись за угол тонкого одеяла, Андрея знобило. Искаженное, будто преломленное в кривых зеркалах, раздвоенное, растроенное сознание, гримасничая, смеялось над хозяином. Едва забрезжив, призраки сверкающего карнавала, искры шелка, бокалов и ожерелий превращались в ехидные угольки, тлеющие в грязном ватнике пьяницы, — осколки прошедшего дня, ночи, лиц и улиц, фасадов и интерьеров складывались в странную мозаику, в далекий образ утопленной в снегах, затерянной где-то под рубиновой звездой планеты. И все там было, вроде бы, как у людей — дни и ночи, дома и парки, любовь и деньги, только жили в том мире немного не по-человечески. Так одна колода карт дает абсолютно разные расклады, и судьбы могут отличаться друг от друга, как земля и небо. Андрей замерзал, холод сковывал мысль, наплывала Москва, страшная и голодная, с бешеными крысами, грызущими шпалы в подземелье пустынного метро, с клубами пара над трещиной лопнувшего теплопровода, с обглоданными холодами и страхом (ребрами белых мостов и проваливающейся в сугробы, идущей от леса, от Сетуни к Поклонной горе стаей одичавших собак, и весь этот ночной кошмар с разборками смертников на опушках и анютиными глазками соплячек из подворотен, с выбитыми окнами электричек и скорых поездов, с расплесканной шутки ради кислотой, сжирающей резину со ступеней эскалатора и кожу с сапога и ножки модницы, с крестами в свинцовом небе и юродивыми, надсаживающимися в теплых клозетах, с заводами, прогоревшими в дым и промасленной ветошью, вмерзшей в лед, которую не в силах выцарапать из наста ни старуха-нищенка, ни вьюга, вся эта Москва, видение, ледник, приведенный дьяволом в движение, неумолимо сползал на Андрея по одному из склонов его памяти, грозя раздавить и человека, и то, что его окружало в пустыне, от дикой колючки на бархане до рукотворного рая Лас-Вегаса.

Утро Андрей провел в постели, а когда окончательно проснулся, выяснилось, что Барт из номера уже ушел. На телевизоре лежала записка: «После полудня постарайся быть в „Эль-Ранчо“. Если не возражаешь, давай пообедаем там в два».

До двух оставалось чуть более часа. Андрей привел себя в порядок, сменил костюм, в котором вчера гулял, на футболку и джинсы, и в одном из карманов обнаружил долларовые жетоны из казино «Цирк-Цирк», о которых давно забыл. Так бы и ехал с жетонами, поругал Андрей свою похмельную голову и пошел в казино, в кассу. Играть не хотелось. Получив деньги, он немного побродил между столиками, наблюдая — кто какие делает ставки, и уже собрался было покинуть зал, как вдруг услышал громкую русскую речь. В тот час в кафе находились только русские. Они пили коку со льдом и приценивались к дешевой еде. Лысый толстяк и рыжеволосая, с веснушками на скуластом лице, девушка участия в разговоре не принимали, но было ясно — они из той же группы. Девушка спросила о чем-то лысого толстяка, но тот лишь развел руками в ответ. Тогда она отступила к пятицентовому игральному автомату и стала рыться в сумочке. Андрей приблизился и молча предложил монетки на ладони. Девушка нахмурилась, поискала глазами соотечественников, но они были увлечены выбором салата.

— Не стесняйтесь, берите, — сказал Андрей по-русски. — Понадобятся, еще наменяем.

Девушка разбросала монетки по мужской ладони, словно побаловалась с костяшками на счетах.

— Андрей Растопчин, — представился он, — москвич. Занесла нелегкая, да?

— И правда, неожиданно, — вздохнула девушка.

— Московский цирк? — спросил Андрей. — Я слышал вашу историю по американскому радио. Всерьез застряли?

— Гадкая история, — сказала девушка и бросила пять центов в машину.

— Саша! Ты чего не идешь? — окликнули девушку подруги.

— Сейчас!

— Не торопитесь, — сказал Андрей. — Скорее всего, я сегодня уеду из Лас-Вегаса. Могу ли чем-нибудь помочь? Конечно, не всей вашей труппе, усмехнулся он. — Лично вам.

— Спасибо, — поблагодарила циркачка, — но у нас с ними, — она показала за спину, — нынче «общий котел».

— И все же.

— Ну, если «и все же», — протянула девушка, и во взгляде ее промелькнуло раздражение, — отправить в Москву, например. Или что вы имеете в виду? Устроить здесь на работу по специальности? Взять на содержание и снять для меня особнячок?

— Трудновато придется вам в Америке с таким настроением, — сказал Андрей. — Или говорить следует не о настроении? О характере, да? Где вы живете в Лас-Вегасе?

— В «Палмин».

— «Памин»? Это где?

— Это в старом городе.

— Хотите пообедаем вместе? — спросил Андрей.

— А потом я отвезу вас в старый город.

Циркачка не ответила. Растопчин пересыпал центы в ее маленькую ладонь, собрал пальцы девушки в кулачок и чуть задержал его в своих тяжелых руках, словно согревая.

— Что бы вы предпочли на обед?

— Они будут волноваться, — девушка оглянулась.

— Разве что предупредить?