Значит, придется использовать другой путь — более дорогой, но и более действенный. Есть человек, который сумеет закрыть дело за отсутствием состава преступления или недостаточностью улик — но лишь при условии, что вокруг дела не будет лишней шумихи.
Следовательно, тишина нужна в любом случае. Девчонку припугнуть позором — это просто. Хотя… за границей она бы вмиг нашла какого-нибудь борзописца, накатала с его помощью скандальную книжонку, огребла кучу денег — а после уж подала на фирму в суд за моральный ущерб. Кто её знает, чего она там нахваталась. Так что, может быть, придется не просто припугнуть позором, а просто припугнуть…
Евгению Борисовичу понравилась придуманная игра слов, он усмехнулся, но тут же вернулся к более серьезным делам.
Кроме девчонки, есть ещё и мамаша — тварь, судя по всему, злобная и скандальная, которая может на все пойти, лишь бы фирму с дерьмом смешать. Купить? Или…
Мамаша… По ассоциации мысль его метнулась к погибшим парням, их родителям и семьям. Кононенко, похоже, очень тяжело воспринял… Деньги вдовам?
Евгений Борисович наклонился и из самого нижнего ящика извлек пачку сигарет. Как всякий, недавно бросивший курить, он отлично помнил, куда её положил. И очень гордился собой, что сумел одолеть многолетнюю привычку.
Но сейчас и его проняло. Что ж он, робот, что ли? Гибель боевиков создавала массу проблем, но и людей жалко. Тем более, что Колю рекомендовал старый приятель. Не чужой, можно сказать. Да, надо что-то сделать — но не спешить. Юридически об их гибели пока не известно. Подумать. Помощь от фирмы — признание, что они выполняли служебное поручение. Анонимно? А вот это мысль хорошая: если они чистые, что ж — фирма не забыла, но и не выпячивается; а если на подозрении — совершили преступное деяние, да ещё не сами, а кто-то их послал. Да, только так.
Привычно щелкнула зажигалка, Манохин затянулся — и выругался. Ну и противный же дух! Оказывается, успел отвыкнуть. Тем не менее он потянул второй раз, третий — и почувствовал, как отпускает мозги. Будто ручку на тисках открутили. Правильно доктор Житомирский говорил: отрава, наркотик, канцероген — но антистрессор.
Манохин всегда помнил, кто говорил, что говорил и при каких обстоятельствах. Для его занятий — полезное свойство памяти…
В интеркоме щелкнуло.
— Евгений Борисович, почта и газеты, — доложила Оксана.
— Занеси.
Как всегда по пятницам, вместе с корреспонденцией, пришедшей в фирму, она принесла кипу газет, которые продавались с утра на лотках. Расходы небольшие, а руку на пульсе родного города держать надо, считал Манохин.
Сверху, как обычно, секретарь положила серьезные издания — «Бизнес Информ», «Курьер», «Телескоп», потом региональные, а потом уже все остальные — все эти «Знакомства», «Бумс!» и прочие «Зебры». Он любил бегло ознакомиться с городскими сплетнями ещё до того, как за дело возьмутся аналитики. Те штудировали внимательно, умело и выдавали довольно правдоподобную картину подводных течений в бизнесе родного города — а иногда и неглупые рекомендации. За то и зарплату получают. Человек должен толково делать свое дело и получать за него соответственно. Может, если б коммунисты об этом помнили, и социализм не завалился бы так сразу.
О социализме Евгений Борисович не жалел, но и мысль его не была пустой игрой ума. Анализируй чужие ошибки — меньше будет своих.
Манохин просматривал газеты, покуривал и успокаивался. Пока ещё ничего ужасного не произошло. Оставалось только предотвратить появление этого ужасного в будущем. А это было ему вполне по силам. Ему многое было по силам.
Часы пробили одиннадцать утра. Манохин взял в руки скандальную «Зебру». Уже через несколько секунд руки его потянулись за отложенными было сигаретами. Пальцы дрожали.
Кто проболтался?!
Ответ пришел сразу же, простой и очевидный: ведь мамаша проданной девицы обещала устроить фирме веселую жизнь. Недооценили — это урок на будущее. Урок надо извлечь, но лить слезы над пролитым молоком толку нет. Вред уже причинен, и сейчас важно не дать скандалу разрастись. Найти журналиста и убедить его не продолжать публикации. Любым способом — от самого благородного до самого решительного.
Это работа для Кононенко. Пусть лично займется, пока нет ничего горящего.
Директор ещё раз прочитал репортаж, внимательнее. Отметил, что не названо ни одно имя, нет и названия фирмы. Только: «одна известная компания», «всесильный директор»… А дальше — смачные детали из жизни восточного борделя. Подпись — А. Непомилуев. Что уж не «Беспощадный»? Щенок ты, Непомилуев, все из пальца высосал, много ты знаешь о борделях!.. А главное — ничего сверх того, что известно мамаше. Уже хорошо.
Манохин чуть повеселел — знать он ничего не знает, да и глуповат, похоже, может, и обойдется малой кровью…
Ровно в половине двенадцатого дверь в кабинет раскрылась и вошел Кононенко — отмытый, в безукоризненном костюме. Только глаза, красные, воспаленные, выдавали усталость. Молча остановился, дожидаясь, пока заговорит генеральный.
— Садись. Читай.
И он протянул через стол газету.