Живой товар

Мюллер читал очень медленно и очень внимательно. По привычке ничего не записывал, полагаясь только на память.

Дочитал, отдал газету, откинулся на спинку кресла.

— Я должен убедить журналиста бросить эту историю?

— И поубедительнее убедить. Получше, чем багаж наш встречал…

По лицу Кононенко генеральный понял, что говорить этого не следовало. Ладно, злее будет… Не до церемоний сейчас — должен понять как надо.

— Денег не жалей. Узнай, откуда взял информацию, что ему известно сверх того, что в статье, где собирается добыть новые сведения. И отговори. Делай что хочешь, но газета с продолжением выйти не должна. Можешь весь тираж украсть, можешь вывезти из города всю типографскую краску или всю бумагу…

Очень хотелось Мюллеру спросить, зачем такие сложности — краска, бумага… Ведь существуют куда более простые и действенные способы. Но решил промолчать — осторожен Е-Бэ, никогда словечка опасного не скажет. Неважно, главное уже сказано: делай что хочешь. Сделаю.

Но директор ещё не закончил выдавать ЦУ, как оказалось. Только теперь они касались не будущей, а прошлой операции.

— Вчера ты все сделал, как надо. У нас Коля с Витей ещё числятся в командировке?

Мюллер кивнул.

— Вот и пусть числятся до понедельника. Потом вызовешь ко мне их жен, я опишу, как самоотверженно они сражались за наши тайны, как героически погибли. Тела найдем. Хоронить будем в закрытых гробах.

Кононенко решительно покачал головой:

— Нельзя.

И выложил свои соображения.

Манохин выслушал, кивнул, задумался. Главных своих помощников он всегда слушал внимательно. Масштаб мышления у них, конечно, не тот, но круг проблем уже, а потому и обдумать они их могут глубже. Наконец сказал:

— Есть логика. Ладно, я ещё подумаю и решу, деталями займусь сам. А у тебя сейчас главное — газета.

Мюллер ещё раз кивнул. Манохин не дурак, гонор ему глаза не застит. Решит правильно.

Поднялся и вышел.

— Оксана, помогите-ка мне женским голосом.

С начальством Кононенко обходился минимумом слов, с подчиненными же, особенно женщинами, мог и пошутить, хоть тоже немногословно.

— Женским — с удовольствием!

Хорошую личную секретаршу Е-Бэ нашел. И привлекательное лицо фирмы достойно представляет, и за лицом этим у неё побольше, чем у других: работает расторопно, в чужие дела носа не сует, лишних вопросов не задает и сама слова лишнего не скажет — проверял.

— Вот газетка. Надо узнать, где находится их редакция, а то тут адреса нет.

Единственный указанный в выходных данных телефон оказался контактным.

— Алло, добрый день. Это одиннадцать — двадцать три — пятнадцать? Мне нужен главный редактор… А, контактный… Да понимаете, я из фирмы «Лаванда». Мы хотели разместить у вас рекламу… Подойти?.. Хорошо, диктуйте адрес…

Фирменная французская ручка побежала по листку бумаги.

— Это что, квартира?.. А, понимаю, в аварийном… Еще две редакции?.. Вот удачно как! Спасибо вам огромное. До свидания!

— А почему «Лаванда»?

— Так… Терпеть этот запах не могу.

И секретарша занялась корреспонденцией.

Интересно у баб мозги работают! Почему «Лаванда» и почему «терпеть не могу»? Уж не тебя ли она, Артур, терпеть не может? А на кой тебе её любовь? Чего надо — делает, а любовь с секретаршей шефа только дурак крутить станет. Где живешь — там не воруй.

Оксана подняла голову от работы:

— Только учтите, Артур Митрофанович, редакция сегодня с двух работает. Можете не торопиться.

И протянула листок с адресом.

Глава 25 Женька, на помощь!

Пятница — не самый мой счастливый день. Проехала чуть больше чем полдороги до своих — машина сломалась. Так что пришлось грузиться в автобус и путешествовать, как все люди. Хорошо хоть за тачку платить не надо…

И вот здесь, в восемьдесят пятом «экспрессе», пришла мне в голову простая мысль: какая же ты, деточка, защита для Иры? Конечно, две женщины подозрений не вызывают, но без хорошего мужского плеча трудновато будет крепость изображать. До Димы бы дозвониться…

По собственному опыту я хорошо знаю, что мужчины нет на месте именно тогда, когда он необходим. Разумеется, от мамы я ещё раз позвоню, но надо и запасной вариант предусмотреть.

Я выглянула в окно. До дома родителей — минуты три, пора к выходу протискиваться.

Родной подъезд встретил привычными запахами — подгоревшего масла и прогуливающихся кошек. Надо сказать, что у меня в подъезде пахнет ещё лучше — из-за мусоропровода. Если здесь вонь, как во львятнике, то у нас — как в обезьяннике, причем давно не чищенном.

Мама открыла дверь сразу после звонка. Она — музыкант в отставке, у неё абсолютный слух плюс просто слух, и мама слышит нас, ещё когда мы только в подъезд заходим.

А потом стоит под дверью — ждет.

— Чего это ты сегодня гуляешь?

— Лето, работы мало… Вот шеф и отпустил погулять. Обещал, что теперь по пятницам до самого октября всего полдня будем работать.

— Это хорошо. Что будешь кушать?

В этом вопросе — вся моя мамочка: не буду ли, а что.

— Вкусненького хочу…

— Отлично. Я оладушки с яблоками пожарила. Чайник уже кипит. Идем.

— Погоди. Пойду с папой поздороваюсь. И ещё пару звонков сделать надо.

— К папе иди. Звонить будешь потом, сытая.