Живой товар

Хотела бы я, чтобы обо мне когда-нибудь рассказывали с таким выражением лица!

— Иришка, там Женя приехал. Будешь с ним разговаривать?

У неё лицо погасло.

— Нет, Ася, не хочу. Боюсь. Пусть Дима ему скажет что-нибудь… А я… потом, может. Попозже…

Да, в таком деле человек все должен решить сам. И торопить его нельзя.

— Нравится он мне, Ася. И как подумаю, что отвернется от меня, побрезгует…

— Знаешь, Ирина, что я тебе скажу: если побрезгует, значит, грош ему цена, тряпка, а не мужик, и жалеть о нем нечего. Отвернется — значит тебе же лучше, сразу оборвешь. Другого найдем. Я все-таки сваха. Профессиональная.

— Другого? Опять в Махдене? — Слезы на её глазах высохли.

— Зачем? Можно и поближе. В Грузии, например.

— Ну спасибо, что не в Азербайджане!

А я начала рассказывать ей, как мы когда-то давно, ещё в социалистические времена, ездили в отпуск в Гагру. Вспомнила море, солнце, широкие пляжи, крошечные кофейни на каждом шагу, прибрежных темпераментных мужчин… Сама успокоилась и собеседницу свою отвлекла.

Сидим, болтаем. Краем уха слышу, как Женя с Димой колют дрова для костра, мангал устанавливают, разговаривают о чем-то. И хорошо! Пусть побеседуют. А мы пока успокоимся, в картишки перекинемся.

Не получилось в карты сыграть. Появился Батищев с чудовищной сумкой и эмалированным бидончиком. Сумку на пол у холодильника примостил, бидончик на стол поставил. Повернулся к Ире:

— Ирочка, давай по саду немного погуляем.

Я из-за спины Женькиной киваю: иди, мол…

— Ладно. — Ира плавным таким движением выплыла из кресла и спустилась по двум скрипучим ступенькам вниз.

Они удалились в сад — оба высокие, стройные. Я приблизительно представляла тему их беседы и заранее сочувствовала обоим. Тяжело им придется.

Из-за угла появился Дима.

— Ася, я Женьке кое-что рассказал.

— Я поняла. Пусть поговорят. А мы с тобой займемся мясом.

Открыла шкаф, вытащила оттуда шампуры, завернутые в газету. Их надо было помыть, потом мясо и лук нанизать…

Понемногу стемнело. Дрова прогорели, остались жаркие угли, и Дима приступил к священнодействию. Они любят кричать, что приготовление шашлыков — мужское дело…

Ира и Женя беседовали под яблоней на лавочке, а я бездумно глядела на угли.

Нам всем надо было подумать, очень многое решить. И мне в первую очередь.

* * *

Нельзя сказать, что Артура Митрофановича успокоил разговор с Валентиной. Но её оценкам он доверял — хоть и видел, что они не беспристрастны. Женщин она защищала куда энергичнее, чем мужчин. Ну, такое легко отсеять.

После рассказа журналиста и Валиных рассуждений он понял, что публикация полностью была делом рук старшей Гончаровой. Тогда, значит, фирма не только не имеет к этому никакого отношения, но даже из брезгливости от этой темы отстраняется: такой непристойный скандал нас не касается и влезать в него ниже нашего достоинства.

Но успокаиваться нельзя. Мюллер посмотрел на часы — дело к одиннадцати. Субботний вечер. Но обстоятельства заставляют…

И Кононенко направился к телефону-автомату, на ходу вынимая из кармана толстую записную книжку. На утро надо было собрать ребят: организовать слежку за девчонкой. Не дай Бог, она по мамочкиным стопам пойдет. Тогда уж ни названия фирмы, ни всего остального спрятать не удастся. Поздновато спохватился, правда, лучше бы сразу, как приехала. Но статеечка уйму времени отняла. Ничего, лучше поздно, чем никогда.

Он набрал первый номер телефона и сказал:

— Алло, Гена? Это я. Да… Добрый вечер… Завтра на семь утра собери у себя всех своих на инструктаж. Я подъеду, расскажу.

Вот так, вышколил ребят. Дисциплина, спокойствие, пунктуальность. Никаких тебе «зачем? почему?» Надо — значит, надо.

И он набрал номер телефона второй группы.

Глава 32 Нечуткие люди

Инна Васильевна даже удивилась, когда от Иры позвонил какой-то мужчина. Это же его просить надо было! Подумаешь, ну уехала и уехала. Здесь-то её никто уже красть не будет. Ишь, нежности какие, не волнуйся, мамочка. И раньше-то особенно не волновалась, когда по своим танцам да секциям бегала, в ночь-полночь возвращалась, а теперь-то уж чего волноваться.

Она перебрала клубнику на варенье, засыпала сахаром и поставила до завтра, чтоб сок пустила.

Посмотрела очередную серию «Инес Дуарте», прослезилась над несчастной судьбой главной героини и легла спать.

С утра поставила на огонь чайник и таз с вареньем и включила телевизор: по воскресеньям Инна Васильевна смотрела мексиканский сериал «Белиссима». Соседка как-то сказала, что фильм хороший, жизненный. Соседка, конечно, ничего собой не представляет, так, пустое место, интеллигентку из себя строит, но тут не соврала.

Под южные страсти несколько раз сняла пенку с варенья в красивое блюдечко, отставила в сервант кухонный. Пойдет к чайку. Лет десять назад подумала бы о дочери — дескать, побаловать маленькую, а сейчас даже не вспомнила. Погасила огонь под тазом как раз в тот момент, когда очередными слезами закончилась очередная серия и начались местные новости.

Первые же слова её как громом поразили. Инна Васильевна просто рухнула на стул. Бедный мальчик! Бедная Клавдия Гавриловна!