"Собак надо завести!" - это мысль приходила не в первый раз, но за ежедневной суетой так и не реализовалась. Теперь же он твердо решил, что завтра заедет, к Степанычу и возьмет себе на постой кого-нибудь из его лохматых нахлебников. У местного горе-автомеханика не поднималась рука топить щенков, и рядом с гаражом поселилась и с каждым годом увеличивала свою численность целая стая разномастных потомков его восточно-европейской овчарки.
Перед тем, как лечь спать, Александр еще раз вышел во двор и долго вслушивался в затаившуюся за штакетником тишину. Попытавшись представить людей, которые прячутся сейчас где-то в окрестных лесах, он неожиданно почувствовал сострадание к этим изгоям:
" Каково это, оказаться в шкуре затравленного зверя? Знать, что тебе ни в одном доме не откроется дверь, в тебя позволено стрелять, травить собаками..."
И тут буквально ожгла еще одна внезапно пришедшая мысль:
" А ведь ты мог оказаться среди них!"
За прошедшие годы он заставил себя многое забыть. После неудавшегося покушения на великого князя, гибели всех членов подпольной ячейки и появления в его жизни Анны, он, казалось бы, начал жизнь с чистого листа. Но по настоящему чистых листов в жизни не бывает! Прошлое не уходит бесследно. Оно продолжает жить в дальних уголках памяти. Фиксируется где-то в небесных скрижалях, а иногда и оседает в пыльных папках полицейских протокол. И в любой момент, словно лава из-под пепла остывшего вулкана, может снова вырваться наружу.
Глава 2
Перед тем, как лечь спать, Александр открыл оружейный ящик. Привезенный из Харбина пятизарядный "Овод" давно уже не извлекался на свет. По сравнению со своим армейским собратом этот малокалиберный "гражданский вариант" пистолета "Токарева" смотрелся миниатюрной игрушкой. Но метров с двадцати малыш мог серьезно ранить непрошеного гостя. Однажды в Харбине он продемонстрировал свои возможности, и вот теперь о нем вспомнили снова. Проверив, нет ли в стволе патрона, Александр вставил обойму. Перед тем, как положить оружие у изголовья кровати, после некоторых колебаний, все-таки передернул затвор и только после этого поставил на предохранитель. К счастью Анна уже спала и не видела его военных приготовлений. Накрыв пистолет газетой, Александр лег рядом с женой. Пробормотав что-то сквозь сон, Анна повернулась к стенке. По соседству в детской всхлипывала во сне Машенька.
Было очень душно. В отличие от своих девочек, Александр подолгу не мог уснуть, и, случалось, до полуночи ждал, пока ночной воздух охладит комнату. Но в этот раз сознание вскоре провалилось в темный узкий колодец, а потом полетело путешествовать по иным мирам, тоже темным, безрадостным и удушливо тесным. Черные крылья сна переносили из одного места в другое. Он посетил свою детскую комнату, где встретили бабушка и дед. Бабушка что-то пыталась выговаривать повзрослевшему внуку, дед грустно молчал. Потом была съемная комната в московском доходном доме, где он озлобленно спорил с бывшей женой. Дальше из небытия материализовалась конспиративная квартира, и погибшие товарищи по революционной борьбе обсуждали, какой приговор вынести предателю. Везде, куда его забрасывало по прихоти Морфея, царил унылый полумрак, чуть подсвеченный тусклыми лампочками эконом класса. А, пытаясь выйти на волю, он попадал в мертвящий свет редких фонарей на безлюдной ночной улице. Проступающие сквозь мглу контуры домов, напоминали знакомые города. Это могли быть и Москва, и Петроград или даже Харбин, но в какой-то иной темной ипостаси.
Проснувшись, Александр в первый момент ощутил радость возвращения. Наш далеко не идеальный мир по сравнению с мрачными картинами сновидения показался Землей Обетованной. Однако сон до конца не отпустил. Из-за тонкой перегородки, что отделяла от прошлого, он своими мерзкими щупальцами пытался дотянуться в настоящее. Александр с беспощадной ясностью вдруг осознал, как хрупко и уязвимо его счастье, построенное на зыбучем песке обмана.
В Харбине, регистрируя в российском консульстве свой брачный союз, он солгал, что официально разведен. Незадолго до этого, когда накануне отъезда венчались в маленькой церкви на окраине Петрограда, солгал и перед Богом. Уверен был, что Всевышний, ввиду сложившихся обстоятельств, эту ложь простит. Однако милосердие господне не освобождало от ответственности перед законом. А с точки зрения Фемиды двоеженец еще не самое тяжелое его преступление. Связь с революционным подпольем, причастность к нашумевшей интернет атаке на имперский банк тянули минимум на семь лет каторги. С другой стороны деньги, на которое он построил свое теперешнее благополучие, подпольная организация считала своей добычей. И не смотря на то, что вся его первичная ячейка погибла, счет мог быть предъявлен и с этой стороны.