Живой труп. Часть 2 (СИ)

Пробравшись по уже протоптанной тропинке к сараю, Александр условным стуком разбудил Рахимова. Увязавшийся за ним Гаврюша с начала для порядка порычал на чужака, но быстро проникся к нему симпатией и даже разлегся у ног и позволял чесать себя за ухом. А Александр, смакуя вино, слушал рассказ, в чем-то более страшный, чем те, которыми гимназисты пугали друг друга у заброшенной мельницы.

   Когда Александр в назначенное время не явился к месту сбора, его прождали около получаса. Дальше надо было решать - идти в неполном составе или отменить акцию. Большинство склонялось к этому. Глист начал истерить, заявляя, что "гаденыш из благородных" продал всех фараонам. Когда он разошелся слишком громко, Болт взял его за грудки и хорошенько встряхнул. А Рахимов, после некоторых колебаний, решил действовать по намеченному плану. Однако на душе было муторно, даже не от страха, а от тягостного предчувствия и ощущения того, что он сейчас не творец истории, а марионетка в умелых руках циничного и безжалостного кукловода.

   Миновав привокзальную площадь, они вышли на исходные позиции. Предъявив удостоверение прессы, Рахимов и Болт прошли через первый полицейский кордон. От места, где должен был пройти великий князь, их отделала только редкая цепь жандармов. Встречающих в узком пространстве арки собралось столько, что толпа уже наседала на охрану. Все вроде бы благоприятствовало акции, но внутренний голос шептал:

   "Остановись!".

   Посчитав, что предчувствие навеяно страхом, Рахимов пробился ближе к заграждению и стал ждать. Вскоре со стороны перрона послышались приветственные крики. Толпа пришла в движение, а через несколько секунд он увидел великого князя. Тот шел впереди свиты, одаривая улыбкой своих московских почитателей.

Чувствуя, как предательски деревенеют мышцы, Рахимов собрал всю свою волю. Он должен был сделать это! Иначе вся его жизнь превращалась в стыдный фарс, в шутовскую комедию с ряжеными карбонариями. Когда князь вошел в арку под зданием вокзала он сорвал чеку и метнул бомбу. Не дожидаясь взрыва, стал пробиваться, к дверям кассового зала. Взрывная волна ударила по перепонкам и опрокинула на него несколько человеческих тел. И, оказалось, кое-кто в этой куче был не из простых поклонников великокняжеской особы. Ему тут же начали выкручивать руки. Вырвавшись, он рванулся к дверям, а в кассовом зале уже звучали выстрелы. Переодетые агенты вели огонь по его соратникам.

   Потом, когда появилось достаточно времени на размышления, Рахимов понял, что план акции был заранее известен охранке, при этом кто-то, ведя свою дьявольскую игру, посчитал, что покушение должно состояться. Великому князю отводилась роль жертвы террора. А из нападавших живым планировалось взять только главаря ячейки. Остальные подлежали уничтожению на месте. Но тогда было не до анализа происходящего. Прорвавшись в зал, он выстрелил в переодетого шпика, который попытался перегородить дорогу. Смешавшись с обезумевшей от страха толпой, выскочил на площадь около автостоянки. Машин, где должны были ждать Глист и Филин, там не оказалось. Ища их глазами, он на какую-то долю секунды остановился и тут же получил оглушающий удар по затылку.

   Говорил он это спокойно в повествовательном тоне. Но Александр чувствовал, как перехватывает дыхание, и учащенно начинает биться сердце:

   " А я ведь должен был быть там, с ними !" - пульсировало в висках вместе с приливами крови. Он слишком хорошо представлял происходившее. Страх, радость, что избежал бойни, жгучий стыд и осознание своего предательства смешались в душе в гремучую смесь. Казалось, она вот вот-вот рванет, разнеся в клочья грудную клетку.

   А Рахимов продолжал рассказывать, как очнулся уже в крытом кузове полицейской машины. Потом был каземат в охранном отделении, где проходили многочасовые допросы. Сначала он ничего не говорил. Жандармы, как ни странно, не прибегали к физическому воздействию, а продолжали задавать все новые вопросы. Кое-что они рассказывали ему сами. Рахимов узнал, что великий князь смог спастись, что все его товарищи погибли. И то что даже он, официально объявлен погибшим:

   - Вас уже нет, любезнейший! И чего ломаться, словно барышня. Облегчите признанием душу - заявил как-то пожилой майор, похожий на доброго старенького профессора.

   И постепенно, чтобы как-то скоротать застывшее под сводами каземата время, Рахимов вступил с ними в диалог. Он по-прежнему не собирался никого и ничего выдавать, но поневоле увязал в хитро расставленных вопросах. При этом интуитивно чувствовал, что жандармам и так уже многое известно о подпольной организации. У него и раньше возникало ощущение, что некто очень влиятельный в самых верхах прогнившей элиты ведет запутанную двойную игру и партия социалистов-радикалов всего лишь один из этапов сложной многоходовой комбинации в борьбе за власть.