Живой Журнал. Публикации 2001-2006

Каждый из нас посещал свадьбы. Дело житейское. Некоторые посещали и свои — да по несколько раз. Между тем, мистический смысл ритуала гражданской свадьбы, именно городской обыкновенной свадьбы, а не венчания загадочен.

Итак, я посетил свадьбу. Пригласили меня туда по ошибке. Статус мой был — "лицо, состоящее при свидетеле".

Сначала меня везли на метро и автобусах, пока я не очутился в какой-то квартире.

В квартире стояла суета, похожая на похоронную. Приглашённые толпами жались к стенам, медленно разворачиваясь лицом к проходу, пропуская кого-то по коридорам. Наконец, молодые проследовали в ЗАГС, как и положено, на разных машинах.

В ЗАГСе они назывались "брачующимися". На свидетелях же были надеты через плечо ленты. На лентах горела надпись: "Почётный свидетель". Так что свидетели они не настоящие, а как чукча-академик: почётные.

К брачующимся постоянно подбегал человек и, между прочим, спрашивал:

— Фотографа не заказывали? Ваше дело.

К последним словам не применим ни восклицательный знак, ни вопросительный. Нужен, скорее всего, оскорбительно-недоумённый. Что, дескать, жметесь?!

Я встречал это как раз на похоронах. Тем боле, что брачующихся вызывал металлический вокзальный голос, но внутренность помещения действительно больше всего напоминала не вокзал, а крематорий.

Из особой комнаты с интервалом в десять-пятнадцать минут выходили маленькие, но организованные толпы участников событий. Выходили они под марш Мендельсона или "Yellow submarine". Выход снимался видеокамерой, а результат тут же предъявлялся — с хрипами, шумами и бегущей у края кадра милицейской цифирью.

Приехали на Ленинские горы, где снуют "Чайки", где стоят пузатые туристические автобусы, где толкутся иностранцы, глазеющие на Университет, где свадьба нуворишей с толстым пупсом на капоте "Вольво", а смотровая площадка заляпана шампанским, к которому клеятся подошвы. Там я вспомнил, как, не так давно, на меня летели такие вот бутылки, когда я, мокрый и грязный, пыхтя, поднимался от Москвы-реки по скользкому склону. Называлось это — физкультура.

Снова сели в машины и поехали. За окошками кончился город, и я закрыл глаза, чтобы не видеть дорогу, по которой мне придётся возвращаться своим ходом.

Приехали в ресторан неясного названия. Стоя выпили шампанского комнатной температуры.

Тут я захотел сесть, но понял, что места-то для меня и нет.

То сяду с некоей рахитичной девицей — придёт муж и ласково тронет меня за плечо. Примощусь рядом со старичком, похожим на пианиста Горовица — подползёт его жена, смахивающая на черепаху. Все уже сели, а я болтаюсь вне строя.

Все уже накололи на вилки первый грибочек, налили большие и маленькие рюмки, звякнули тарелками. Капнули на соседкины платья, опрокинули что-то, наконец, а я всё бегаю — ищу себе места.

Уф, сел.

В самом дальнем углу.

Слева сидит величественная дама, похожая на воблу в костюме, дальше её сестрица, а справа жуёт какую-то траву человек с фотоаппаратом.

Чего бы ухватить? Вот маринованный огурчик… Ох, унесли! Нацелюсь-ка я на колбаску. Куда, куда!

Ну да без колбаски проживем, всё равно до выпивки мне не дотянуться, а минеральная вода вокруг меня уже выпита родственниками.

Они же неодобрительно посматривают на меня: кто, дескать, такой, и не просто ли он пришёл поесть на дармовщинку?

А мне и есть-то нечего, трескаю единственно зелёные химические огурцы.

— Что это вы ничего не пьёте, — спрашивает меня краснорожий человек.

— Служба не позволяет, — отвечаю я злобно.

— А где это вы… Ик!.. работаете?

— Да в одной не очень популярной теперь организации, — отвечаю.

— А-аа… — понимающе закивал головой краснорожий и, на всякий случай, отсел подальше, кого-то ещё спрашивает:

— Как зовут жениха, а?

— Денис Михайлович!

— А отца жениха?

— Сергей Львович!

— Э-ээ…

Но тут запели — по очереди все вместе.

— О чём дева плачи-и-ит, о чём дева плачи-и-ит… — пела пожилая родственница невесты вибрирующим голосом.

Одно крыло стола подпевало ей, другое затянуло ещё что-то. Кажется, про степь и ямщика. В этот момент неизвестный ублюдочный человек с кривыми зубами просунул в дверь свою рожу, ухмыльнулся и исчез. И сразу же заухал, задребезжал магнитофон, и побежали в пляс старухи, высоко задирая сухие ноги. Больше я ничего не помню до того самого момента, пока не состоялся вынос тела, пока не понесли невесту, стукая ею о стены. Пока я не пал в какие-то кусты, вскоре заблудившись в поисках ночного автобуса.

Всё.

06 июня 2002

История про пушкинистов

Я вот о чем расскажу — о самоотверженности. Потому как самоотверженный человек сегодня — это пушкинист, который говорит народу о Пушкине. Он гораздо более рисковый оратор, чем матрос с маузером перед анархистами. Он покруче летчика-испытателя. Сейчас говорит, после юбилея и связанных с ним безобразий.

И хотя многие забыли про пушкинский юбилей, это всё так. Я и представить себе не могу, какой бы юбилей случился тогда, коли он был бы не после дефолта, а до.