Живой Журнал. Публикации 2007

У Властителя Италии
Дуче Муссолини
Ни волос, ни тонкой талии
Не было в помине
Потерявши Эритрею,
Сомали и Ливию
Дуче сделался стройнее
И ещё плешивее.
В грозных битвах на Востоке
Потерпел он крах жестокий
Растеряв свои войска
Он осунулся слегка.
После каждой новой сводки
Он худел, как от чахотки
После битвы за Тунис
Совершенно он раскис.
Так, худея понемножку
Превратится он в лепёшку.

Между прочим, стихи Маршака, из окон ТАСС. Мне, впрочем, ещё нравится оттуда же его стихотворная подпись:

Шаловлив был Юный Фриц
Резал кошек, вешал птиц.
Он подрос и стал умнее,
Пил он пиво не пьянее.
Был искусства знатоком,
Бил скульптуру молотком.
По утрам играл в трубу
И читал «Мою борьбу».
У бандитов был героем,
Промышлял ночным разбоем.
Покатил он на войну,
Грабить русскую страну.

Далее судьба Фрица неизвестна, но вполне угадываема.

Извините, если кого обидел.

29 января 2007

История про маркиза

С книгой де Кюстина о России происходит примерно тоже самое, что и с упоминанием тех людей, что ведут Живые журналы — то есть, упоминанием их в чужих постах. Все поутру забивают никнейм в поисковые машины — и ну глядеть, что говорят.

И во всех случаях, когда не обнаруживается восторг, то у следящего обнаруживается некоторая обида, размер которой зависит от его вменяемости. Но опыт книги безумного маркиза (где развесистая клюква будущих путешественников перемешана со слухами и правдой), мне кажется, ещё в другом — в исторической эволюции читателя.

Кюстин въехал в Россию приверженцем Николая, ужаснулся, и, вернувшись обратно, харкнул на восток. Насрал в душу, не побоюсь этого слова, каждому патриоту. Свинья не сделает того, что он сделал, как сказал по другому поводу товарищ Семичастный.

Судьба книги в России была понятна — долгое время её не печатали, пока, наконец, не пришли иные времена — Кюстин стал знаменем либеральной общественности в борьбе с царизмом. После революции его переиздавали многажды. Особенно часто в девяностые годы прошлого века (когда снова крики «Смерть свиньям!» стали мешаться с криками «Смерть совку!», но и не меньшими тиражами — в двадцатые годы.

Было такое знаменитое издание "Общества политкаторжан" — у него, кстати, было своё издательство, выходил журнал "Каторга и ссылка", а потом специальный бюллетень. Организация официально называлась "Общество бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев", имело по разным городам полсотни филиалов и просуществовало с 1921 по 1935, а потом многие из тех, кто дожил, сумели сравнить прежний репрессивный аппарат с усовершенствованным.

Так вот, в 1930 году они издали де Кюстина в непоименованном переводе с комментариями.

И стало понятно, что оценка модифицировалась — теперь уже не всё было правда про свинцовые мерзости жизни. Де Кюстин недооценил литературную деятельность Пушкина и не понял подвига декабристов. Однако "враг моего врага — мой друг", эта жалкая путаница эквивалентности и транзитивности, привела к тому, что Гессен и Предтеченский писали: ""Россия в 1839 году" может быть отнесена к числу крупнейших исторических памятников. Таковым она и остаётся по настоящее время".

Дело только в том, что не собственно она — памятник, а памятником стал феномен отношения к ней.

То есть, дело обстоит как с постами и комментариями в Живом Журнале — их можно не читать, довольствуясь ссылкой, пересказом или корпоративной солидарностью — "друг нашего врага", "враг нашего врага", "сын моего отца. но мне не брат".