Живой Журнал. Публикации 2007

Так, подумал я, Карлсон мог застрять где-нибудь и, чего доброго, дойти, пожалуй, до прошения милостыни. Мне отвечали, что его уговаривали и представляли туристу все трудности пути; но что он непоколебимо стоял на своем, что он дал слово ехать не останавливаясь — и там, где пехота не пройдёт (видимо, отзвук Полтавы всё жил в его сердце), там пролетит стальная птица.

Я тогда еще думал, что, встретив Карлсона, его можно не узнать. Это происходило, конечно, оттого, что немцы, у которых я о нем расспрашивал, не умели сообщить его примет. Аккуратные и бесталанные, они давали мне только общие, так сказать, самые паспортные приметы, которые могут свободно приходиться чуть не к каждому. По их словам, Карлсон был в меру упитанный человек в полном расцвете жизненных сил.

Самое рельефное, что я мог удержать в памяти из всего этого описания, это "штаны с лямкой", но кто же это из простых людей такой знаток в определении выражений, чтобы сейчас приметить человека с лямкой или подтяжками и — "стой, брат, не ты ли Карлсон?".

Извините, если кого обидел.

05 декабря 2007

История про блины (III)

…Я ездил по размытым осенним дорогам довольно долго, пока не остановился в какой-то заштатной гостинице при железнодорожном вокзале, и внезапно увидел перед собой, прямо на крыльце человека в белых штанах с одинокой лямкой и в клетчатой рубашке.

Я обратился к нему с вопросом: не знает ли он, где здесь на этой станции помещается смотритель или какой-нибудь другой жив-человек.

— Я ничего не понимаю по-русски, — отвечал он на чистом шведском языке.

Батюшки мои, думаю себе: вот антик-то! и начинаю его осматривать… Что за наряд!.. Дурацкие ботинки, штаны с лямкой, сидевшие очень странно, замызганная клетчатая рубашка, и, накинутая, видимо, для тепла, драная простыня.

— Зачем же это истязание холодом, и как вы это можете выносить? — спрашиваю.

— О, я все могу выносить, потому что я живу по шведской модели! У меня есть шведские спички, и даже, кажется, была шведская семья.

— Боже мой! — воскликнул я, — у вас шведская семья?

— Да, у меня шведская семья; и у моего отца, и у моего деда была шведская семья, — и у меня тоже шведская семья.

— Шведская семья!.. вы, верно, из Вазистана, что в Стокгольме?

Он удивился и отвечал:

— Да, я из Вазастана.

— И едете устанавливать пропеллер в С.?"

— Да, я еду туда.

— Вас зовут Карлсон?

— О да, да! я инженер Карлсон, но как вы это узнали?

Я не вытерпел более, вскочил с места, обнял Карлсона, как будто старого друга, и повлек его к самовару, за которым обогрел его чаем с плюшками и рассказал, что узнал его по его железной воле.

"Быть господином себе и тогда стать господином для других — и Карлсон задрал нос, — вот что должно, чего я хочу и что я буду преследовать".

"Ну, — думаю, — ты, брат, кажется, приехал сюда нас удивлять — смотри же только, сам на нас не удивись!"…

Извините, если кого обидел.

11 декабря 2007

История про блины (IV)

Я обернул Карлсона в заячий тулупчик, который, по случаю, всегда возил с собой — ведь совершенно непонятно, как обернётся тот или другой наш поступок. Иногда малые наши усилия приводят к большим последствиям, и тулупчик был у меня всегда наготове.

Карлсон иззябся и изголодался, но, наевшись плюшек стал разговорчив. Оказалось, что деньги у него все вышли, зато накопились впечатления. Когда мы (и заграничный пропеллер) добрались до места, то оказалось, что Карлсон — вполне толковый инженер. Нет, не гениальный, конечно, а просто аккуратный и хороший. Пропеллер, как оказалось, был сделан из негодных материалов, размеры были не выдержаны, да и изготовлены не из доброкачественного материала. И тогда Карлсон, устроив себе мастерскую прямо на заводской крыше, сделал всё сам.

Но долго ли, коротко ль, а понемногу выяснялось, что вся эта «шведская модель» нашего Карлсона, приносившая свою серьезную пользу там, где нужна была с его стороны настойчивость, и обещавшая ему самому иметь такое серьезное значение в его жизни, у нас по нашей русской простоте все как-то смахивала на шутку и потешение. И что всего удивительней, надо было сознаться, что это никак не могло быть иначе; так уже это складывалось.

Однажды, не желая передвигаться, как все нормальные русские люди, он приделал себе на спину пропеллер, и вздумал летать над дорогой, которая, и впрямь, была у нас непролазна. Конструкция оказалась чрезвычайно мудрёной, и имела такой вид, что Карлсона за глаза прозвали "мордовским богом"; но что всего хуже — эта машина она не выдержала тряски, норовила соскочить со спины, и Карлсон часто возвращался домой пешком, таща у себя на загорбке своё изобретение.