В дьюаре почти нет потерь тепла — да ещё его внутри и серебрят, чтобы эти потери на излучение были меньше.
Я как-то видел в коридоре университета полдюжины дьюаров, что стояли как гигантские кальяны, и из каждого шёл видимый белый пар.
Про сосуд Дьюара рассказывают множество анекдотов — один про молодых физиков, что выносили спирт из одного института. Дело было во время борьбы с алкоголизмом, и чтобы украсть спирт, его налили в дьюар и сверху покрыли слоем жидкого азота.
Два физика понесли сосуд через проходную.
Из тонкой шеи дьюара курился дымок — обычная картина.
Вахтёру объяснили, что несут азот на другую часть территории, через дорогу.
Дома ловких учёных уже ждали жёны с накрытым столом. Жарилось мясо, и майонез тёк по салатам.
Но когда инженеры поставили дьюар в прихожей, выяснилось, что спирт замёрз. А этот греть стальной термос, в котором между стенками технический вакуум, бессмысленно даже на кухонной плите.
Так и оттаивал ворованный спирт день за днём.
Эту историю в каждом институте рассказывают по-разному.
Дьюар, кстати, представил свой сосуд обществу незадолго до рождения Виктора Шкловского. Шотландец Дьюар занимался холодными вещами — жидкими газами. Он придумал как превратить кислород в жидкость, а потом получил жидкий и даже твёрдый водород. Дьюар прожил длинную жизнь — он родился в 1842, а умер тогда, когда Шкловский поднимал руку и сдавался, решив вернуться в РСФСР.
Опись того, что произошло в мире в день твоего рождения — вечное проклятие человека и его биографов. Есть традиция дарить имениннику в день рождения вино-ровесник.
Мне, правда, справедливо говорят, что это удел не вина, а коньяков.
Чаще всего дарят сорокалетний алкоголь, потом, ближе к шестидесяти, этот подарок выглядит издёвкой. Не всякому врачи разрешают употребить дар по назначению.
В заповедных лесах туристы водят пальцем по спилу гигантского дерева: вот Шекспир, вот Толстой, а вот я — ближе к коре.
Это попытка соотнести себя с миром.
Ты маленький, а мир большой.
В мире происходит множество событий, и потом оказывается, что мирозданию, в общем-то нет до тебя никакого дела. Но есть иллюзия, что одновременность этим событиям что-то значит.
Когда человек задумывается о дне рождения, оказывается, что события, произошедшие тогда, довольно мало влияют на жизнь.
В 1893, когда родился Шкловский, Уайльд создал "Саломею", а Чехов приступил к "Сахалину".
Художник Мунк написал знаменитый "Крик".
Форд конструировал свой первый автомобиль, а Дизель изобрёл двигатель, который ещё не получил его имени. Прошли первые автомобильные гонки между Руаном и Парижем.
Ещё жив Александр III, он умрёт на следующий год. Витте пытается реформировать русскую экономику, но младенцам нет этого дела.
Ты видишь мир по другому.
И долго ещё видишь мир перевёрнутым.
Это физиологическое свойство.
Непонятно, насколько важно, что ты — ровесник Тухачевского, наверно, потом будет важно, что ты на полгода старше Маяковского.
Ещё ничто не решено.
Мир перевёрнут.
Младенец находится внутри невидимого термоса, ограждающего его от мир с аннексиями и контрибуциями, техническим прогрессом, буйством искусства и обществом, которое выстраивает новою этику.
Ещё ничто не решено, и всё перевёрнуто.
Такой вот дьюаризм.
История про мостовую
Главные улицы Шкловского были Знаменская, по белой церкви, что стояла на углу Невского.
Дом был двухэтажный, а квартира на первом этаже.
Потом семья жила на Надеждинской.
Знаменская в 1923 улицей Восстания, а Надеждинская теперь называется улицей Маяковского.
Надеждинской вообще везло с названиями — она была как-то Шестилаволчной, а до этого — Средней Першпективной, а улицей Маяковского стала через шесть лет после того, как поэт застрелился.
Улицы в Петербурге мостили булыжником или торцами.
Торцы — это деревянные бруски, плотно подогнанные друг к другу. Вот в музее мощения я нашёл хорошую иллюстрацию
к разным типам покрытия.По булыжнику пролётки грохотали, а по дереву шли мягко и неслышно.
Улицы поэтому были громкие и тихие.
Торцы придумал изобретатель Гурьев ещё при Александре I. Это были деревянные шестигранники, что разбухали и образовывали деревянный монолит под каблуками и подковами. Они прожили в городе сто лет, от наводнения до наводнения. Второе великое наводнение смыло торцы в Неву, и во мноих местах их больше не возобновляли.
Но торцы — покрытие всех времён. им мостили цеха — я помню торцы на московском заводе "Знамя Труда" в конце двадцатого века, а когда я приехал в Тольятти, то увидел между станками всё те же торцы. Впрочем, в новом корпусе, где собирают жёлтые "Калины", какой-то другой пол, похожий на пол в спортзале.
Торцы были символом старого мира.
А в детстве, когда находишься ближе к тротуару, лучше замечаешь, как устроено то, по чему ходишь. Вообще, взрослые люди очень редко смотрят вверх или вниз.
История про ярмарку