Живой Журнал. Публикации 2010

А вот и другая история: "За пять месяцев до смерти Николай Васильевич выехал из Москвы в Васильевку, где он мог бы продолжить строительство дома. Отъезду способствовало приглашение сестры на свадьбу, а также её сообщение о болезни матери. Однако поездка не состоялась. Гоголь заехал в Оптину пустынь к батюшке Макарию, чтобы попросить совета у просветленного старца, ехать или не ехать в Васильевку. Ясновидящий Макарий ответил уклончиво, очевидно, он понимал, что смыслом вопроса было "жить или не жить?" К сожалению, друзья писателя не поняли значимости для Н. В. Гоголя этого посещения Оптиной пустыни. П. А. Плетнев свел рассказ к грубой шутке: "Гоголь в четвертый раз пришел за советом. Тогда вышедший из терпения монах прогнал его". В том же пошлом стиле поведала об этом факте потомкам лучшая подруга Гоголя А. О. Смирнова.

В действительности Гоголь, живший в гостинице, с Макарием обменивался посланиями. Последнее послание Николая Васильевича началось словами: "Еще одно слово, душе и сердцу близкий отец Макарий…" — и заканчивалось вопросом: "Скажите, не говорит ли вам сердце, что мне лучше бы не выезжать из Москвы?" Ответ Макария на обороте записки Гоголя: "Мне очень жаль вас, что вы находитесь в такой нерешительности". И подпись: "Многогрешный иеромонах Макарий".

Накануне Гоголь получил брошюру Герцена "О развитии революционных идей в России" с резкими нападками на автора "Мертвых душ". Появилось жгучее желание писать третий том, Гоголь вернулся в Москву". Это мы читаем в тексте К. И. Хапилина в "Русском Вестнике"

А вот что рассказывает об этом знатный гоголезнатец Игорь Золотусский: "И в третий раз Гоголь был в Оптиной Пустыни осенью, в сентябре 1851-го, когда он поехал на родину, на свадьбу сестры своей. Но в Оптиной задержался — он был в депрессивном состоянии в последние два года. Конечно, отказ Вьельгорской очень сильно на него подействовал, об этом мало кто знает, и мало кто пишет. Он хотел сделать из нее "русскую женщину" — она была графиней, знала языки, танцевала на балах — он хотел сделать из нее русскую женщину, которая будет с ним трудиться в поле… так что не только рухнула его мысль о женитьбе, но, по существу, об идеале, который он хотел сотворить из этой женщины, как Пигмалион. И вот, остановившись в Оптиной Пустыни, он засомневался — стоит ли ему ехать дальше. Это объяснялось, конечно, его внутренним состоянием, тяжелым в то время. Там где-то за спиной, в Москве, оставался уже готовый второй том "Мертвых душ", уже даже переписанный набело, но который его не удовлетворял (хотя я сомневаюсь, что он там оставался, потому что Гоголь всегда брал рукописи с собой). Но он был им недоволен. И тогда он обратился к игумену с просьбой разрешить его колебания. Тот ему ответил, что — поступайте так, как вам подскажет Бог, как вам душа подсказывает. Если вы сомневаетесь в том, что надо ехать, возвращайтесь, а если хотите как-то обрадовать своих близких… Но Гоголь вернулся в Москву. К тому времени, когда он в третий раз был в Оптиной, монах Григоров уже скончался. Гоголь оставил деньги на то, чтобы служили молебен за этого монаха, за упокой его души, и за него тоже. Особенно за то, чтобы он благополучно закончил свою книгу. Гоголь составлял специальные молитвы, в которых просил Бога помочь ему закончить второй том "Мертвых душ". Встреча со старцами, как ему казалось, должна была исцелить его".

Вот какая причудливая жизнь у русских писателей, доложу я вам.

Такая вот вечная музыка, такие ворота Расёмон.

Впрочем, Архитектор мне сказал:

— Не надо, не пиши про Оптину, не надо. Тема известно какая, Краеведу может быть неприятно, ты человек буйный… Не надо.

Я согласился, потому что подвержен лени с одной стороны, а с другой стороны, напишу здесь потом, когда жизнь ускачет вперёд и только сумасшедшие будут производить геологические изыскания в древних пластах.

Извините, если кого обидел.

18 января 2010

История про приход и уход (XIV)

Непрост город Козельск, совсем не прост.

Он действительно такой гражданский ответ Оптиной пустыни.

Но тут верная примета: как напишет про что Веллер в духе "А от нас скрывали!", так, значит история стала по-настоящему путаной, и уж точно — народной. Вот, дескать, нам говорили, что город героический, меж тем там послов татарских перерезали. Оказывается, впрочем, не там и не так. Вот, скажем, Гумилев написал, что Козельск был разрушен за то, что его князь, Мстислав Черниговский, участвовал убийстве этих самых послов. Послов, разумеется, глядя из нашего времени жалко, и очень хочется, что если мы их обидели зря, календарь закроет этот лист. Непонятно, впрочем, отчего влетело именно Козельску. Натурально, выплывает книга "Память" писателя Чивилихина и прочие расписные челны этногенеза.

На самом деле, лучшая цитата про Козельск следующая: "Эй! — сказал он, обращаясь к царедворцам, — здесь ли тот разбойничий воевода, как бишь его? Микита Серебряный?

Говор пробежал по толпе, и в рядах сделалось движение, но никто не отвечал.