Живой Журнал. Публикации 2010

Для достоверности он лёг на живот поверх ненужных бумаг, пятная их кровью. Бумагами и планшеткой те, кто поднимутся сейчас на холм, обязательно заинтересуются, и обязательно сдвинут его тело с места — всё равно, будь он жив или мёртв. А под ним и под ворохом бумаг, их ждёт неодолимая фугасная сила. Капитан стал ждать чужих шагов, а пока смотрел, как в сухой траве, на уровне его глаз бежит муравей.

Муравей был тут не при делах. Не при чём тут был муравей, и капитан пожелал ему скорее убраться отсюда.

Муравей задумался, помотал головой, и побежал быстрее прочь.

Извините, если кого обидел.

21 ноября 2010

История про ответы на вопросы

http://www.formspring.me/berezin

— Читаю Вас в "Новом мире", а будет ли полная версия и книгой?

— Будет Господня воля, так и книга будет, а не будет Господней воли — так и ничего вообще не будет. Нигде и никогда.

— Как вы относитесь к журналисту Кашину и вакнахалии вокруг него?

— Что такое "вакнахалия" не знаю, видимо, поэтому никак и не отношусь. Вот есть, правда "вакханалия", под коей часто понимают буйство нетрезвых людей, пьяные пляски и прочие празднования.

Не сказать, что я наблюдаю много пьяного веселья вокруг лежащего в больнице Кашина.

То, что какие-то люди его изувечили, мне глубоко неприятно, хоть он и не был моим близким другом.

Кашин представляется мне человеком искренним, часто ошибающимся, но при этом не теряющим своей искренности.

Когда он поправится (а я надеюсь, что это случится через несколько месяцев), то он столкнётся с иными проблемами — потому что "пока он спал" его социальный статус вырос неизмеримо.

Но, и этим я бы закончил, мне не интересен его социальный статус. Мне он интересен как человек.

В конце концов, незадолго до этого несчастья он обещал мне сказать, что он думает о моей книге.

Пусть вот скажет, а про статус мне не так интересно.

— А как вы относитесь к журналистике?

— Видите ли в чём дело — я думаю, что никакой "журналистики", как объединяющего объекты понятия нет. Мы наблюдаем миллионы людей с разной степенью периодичности сочиняющих тексты (от гороскопов до политических призывов, и от книжных рецензий до светской хроники). Мы наблюдаем так же многочисленных технических сотрудников — от редакторов вкупе с корректорами до операторов с камерой и телеведущих. Владельцы каналов и газет, разнообразные продюсеры, состоятельные кроты и — девушки за штатом, что пишут раз в месяц колонку о косметике. Завсегдатаи пресс-туров — все они называют себя журналистами.

Но всего этого слишком много, чтобы составить что-либо единое.

Поэтому никакой журналистики нет.

— Так нужен журналисту специальный охраняемый статус, или нет?

— Как я только что сказал, совершенно непонятно, кто такие "журналисты", чтобы им присваивать что-то. Вот я, к примеру, много лет работал в разных газетах редактором и обозревателем, имел опыт руководства изданиями, да только я не всегда отождествляю себя с понятием "журналист". Иногда — да, иногда — нет.

Потом есть другая сторона — у нас есть УК, ГК и закон о СМИ. Большая часть спорщиков ленится туда заглянуть, меж тем там журналистам делегировано множество статусов и проч., и проч. Например, есть жанр "папарацци" — представляете, как ловко может папарацци спекулировать на своей неприкосновенности и требовать вовсе не мешать его службе?

Но ладно — вместо того, чтобы просто вам сказать "хуй им, а не особый статус" я продолжаю вам излагать свой личный взгляд на журналистику как на особый отстойник общества, в которой наряду с офисными клерками и охранниками, попадают мальчики и девочки, которые больше ничего не умеют. То есть — просто ничего не умеют. Образцы связности и грамотности их высказываний давно украшают разнообразные юмористические сайты. Причём я это говорю без тени злобы — так просто устроены современные коммуникации.

— Вас спамеры не задрали?

— Нет. Они рядом, но я держусь.

— Как вы относитесь к тоске по "золотому веку" — дореволюционной России, например (хоть это был век серебряный) — тех, кто в нём не жил?

— Да нормально отношусь. Дело не в том, кто жил, а в том — как. есть хороший рассказ Паньшина по этому поводу:

СУДЬБА МИЛЬТОНА ГОМРАТА

Мильтон Гомрат был мусорщиком и проводил свои дни в мечтах о лучшей жизни. Опорожнив очередной бак в кузов грузовика, он погружался в сладкие грезы под аккомпанемент перемалывающей мусор машины. Он ненавидел грузовик, ненавидел свою убогую конуру и бесконечную вереницу однообразных серых дней. Грезились же ему иные возможные варианты жизни, и, поскольку на белом свете существовало многое, чем не обладал он, грезы его были прекрасны.