Живой Журнал. Публикации 2011

Я простой профессиональный продавец букв, у которого грань между публичным дневником и работой только внешне кажется стёртой.

К тому же важно, как осуществляется публикация — «как есть», или с редактурой, с корректурой, подрезкой и подгонкой. Мне, как и всем прочим, хочется видеть свой текст без искажений и ошибок (которые я сам делаю), а значит, кто-то (к примеру, я) должен потратить время на вычитку, не говоря уж о том, что некоторые тексты, увидев свет однажды, не могут быть напечатаны дважды.

Но я уважаемая Неонила Теодоровна, уже слишком долго пересказываю хорошо известные нам обоим вещи.

В любом случае я с удовольствием бы сделал для вас что-то или предоставил свои уже написанные тексты за честную трудовую копейку. Тексты, что вы отобрали, мне тоже нравятся, и я с удовольствием бы поработал над ними ещё — превращая их в полноценные статьи и колонки, чтобы напечатать у вас или в иных изданиях за сходную цену.

Буду ждать вашего ответа с надеждой на плодотворное сотрудничество.

Всегда ваш, vs

После этого мои собеседники обычно сообщают мне, что я чёрствый жмот, зазнайка и прекращают переписку.

Извините, если кого обидел.

04 февраля 2011

История про человека месяца

В ленте царит Обиженный Гришковец^TM

Извините, если кого обидел.

05 февраля 2011

История про комментаторов

А вот интересно, зачем боты комментируют древние записи. Ну типа, написал я в 2005 году о могиле Набокова, а к ней — шмяк! — комментарий: "Лужков разворовывал московский бюджет". Это зачем? То есть, смысл какой? Я сразу представляю себе какого-то ботовода — "Оставили 10.000 комментариев". Ну, допустим, он это перед зеркалом говорит, а вот как этот акт продаётся. То есть мне жутко интересна была психология человека. который платит деньги. "Оставь, пожалуйста скрытый коммент в 2005 году".

Но это так, в порядке общего удивления миром.

Вчера пришли гости — возвышенные люди. Целый автомобиль гостей — за чаем выяснилось, что мои произведения изрядно выигрывают в пересказе. Правда одна светская дама сказала, что фантасты должны убить меня за книгу о Карлсоне (Всё дело в том, что там, кроме Карлсона есть опись неких писателей-фантастов). "Точно, убить!", — сказала она и вилочка задрожала в её руке.

Извините, если кого обидел.

06 февраля 2011

История про снег. Заметки фенолога

Только что у меня с крыши падал снег — глыбами и крупными кусками.

А теперь снег повалил с неба — крупными хлопьями. Переживаю за таджиков, как они там, на крыше. Это чем-то мне напоминает, как я подбирал листья, упавшие с деревьев в одной воинской части под Ногинском. Только подберёшь, как подует ласковый летний ветерок, и они снова нападают. Прямо хоть бегай от дерева к дереву и тряси как грушу.

Таджиков жалко. Что им трясти?

Ещё был впечатлён одним внехудожественным обстоятельством (поскольку сейчас нельзя без Гришковца, потому что у всех уже в комнатах вместо одинокой — двойная кровать, а на стуле сидит Гришковец. Нечаянно повернёшься в сторону и снова увидишь Гришковца. Поворачивается в другую сторону — стоит третий Гришковец. Назад — еще один Гришковец. Бросишься бежать в сад, снимешь шляпу? а в шляпе ещё один Гришковец. Полезешь в карман за платком — и в кармане Гришковец; вынул из уха хлопчатую бумагу — и там сидит Гришковец…).

Так вот, прочитал диалог молодых прелестниц, что говорили: "А я вот Хаиту бы дала! А вот Гришковцу не дала! Не дала и всё!".

Я чуть не заплакал от досады — ведь этот метод оценки культуры мне совершенно не доступен. Ну вот как я могу такое использовать? "Я бы вдул"? Вот Петрушевская — я бы вдул? А вот Улицкой — ни почём бы не вдул? (Или наоборот).

Тьфу, пропасть!

Пойду кофий сготовлю.

Извините, если кого обидел.

06 февраля 2011

История про трусики

Беда какая-то с русской литературой — не успело народу прискучить групповое избиение Гришковца, как обиделся другой великий писатель земли русской, по совместительству гламурный редактор журнала GQ.

И вместо хронометросрача начался трусикосрач.

Ускова чморили за микроскопические трусики, которые где-то у него возникают.

Но это какая-то давняя традиция — чморить великих русских писателей за трусики. Вот у Прилепина в прозе полно трусиков: а ведь как напишет любой писатель про белые лёгкие трусики, или черные невесомые трусики, так жди беды. Явятся с дрекольем, и ну охаживать. Прилепин вон еле отбился. А он-то побрутальнее Ускова будет.

А тут — целый Усков. Можно сказать, тему подали на блюде, как лисички в ресторане "Пушкин". Ату его, вымазать в кумкватном джеме и извалять в перьях.

Нет, скажу я, это нехорошо. Господа, вы — звери. Мягче надо быть. И в трусах и без трусов.