Но я не об этом. Воспоминания мужчин всегда ревнивы — мужчины, если уж начинают заниматься сплетнями, то делают это куда лучше чем женщины. В мужчинах больше умения напоить ядом строку. Заметьте, как это делает Катаев — он вспоминает прошлое с иронией, и если хочет вытащить из этого прошлое дурное, то позволяет довершить это читателю. Он вспоминает деталь («в ней проглядывало нечто дамское»), затем приводит ассоциацию («бедные красавицы, недавно вышедшие замуж за богатого»). И уж потом добивает ряд вуалетками и перчатками, для читателя семидесятых годов атрибутами если не разврата, то порочного мещанства.
Но воспоминания о женщинах былых времён ещё более сложная штука. Время заставляет талантливых людей принимать чью-то сторону. А ничьей стороны в любви нет. Всяк в своём праве, и если кто кому кажется меркантильным, а кто кому — расчетливым, то лучше туда не соваться. Обратись в себя, читатель? У тебя-то как?
История про то, что два раза не вставать
Пересматриваю сейчас "Третью Мещанскую".
Удивительной красоты, конечно, фильм — если бы Роом и Шкловский ничего бы больше не сделали, уже этим можно было бы войти в историю.
Этот фильм можно резать покадрово — и смотреть как фотографии.
Вместе с тем, это искусство монтажа в чистом виде.
И одновременно, это фильм неодолимой эротической силы, которая приходит к зрителю через умолчания, а, значит, с удвоенной силой.
Одновременно это фильм старой Москвы, которая уже тогда ускользает, перестраивается — и камера движется по Тверской, мельком показывая недостроенный храм Александра Невского, который… Впрочем, прочь, сентиментальность — я жил там неподалёку. И это не только культура зданий, но и мелкая моторика быта — с примусами и обливанием из подвешенного на стене самовара, с ночёвками на экспроприированных диванах и дворником, что занимается пропиской.
Фильм этот, что был запродан половине мира, и который по ту сторону полосатых столбов был едва ли не популярнее, чем на Родине.
Сейчас, правда, его снабдили каким-то разухабистым джазовым сопровождением, к которому я пока не придумал как относиться.
Кстати, чтобы два раза не вставать — разлучник Фогель, ухаживая, там дарит чужой жене журнал "Новый мир" и она тут же садится и начинает разрезать его страницы.
История про то, что два раза не вставать
Навалилась на меня ночью экзистенциальная тоска, та такая, что хоть стой, хоть падай.
А в таких случаях либо полы мыть, либо ещё что-нибудь полезное сделать. То есть, сделать что-то достаточно утомительное, чтобы не лежать, глядя в потолок, а честно заснуть. Полы мыть мне не хотелось, и я стал писать сноски.
В частности, к фразе Белинкова: "Я ничего не придумал. Я все это слышал сам. Слышал от людей, которых люблю и которые, несмотря на все мои недочеты, предпочитают все-таки читать мою рукопись о сдаче и гибели русского интеллигента, а не статью Михаила Лифшица “Почему я не модернист?”"
Михаил Александрович Лившиц (23 июля 1905 года, Мелитополь — 20 сентября 1983 года, Москва) был чрезвычайно интересный философ, ортодоксальный марксист, совершенно не вписывавшийся в советскую идеологию послевоенных лет. Был он составителем антологии «Маркс и Энгельс об искусстве» и многих статей по эстетике. Солженицын назвал его ископаемым марксистом, а Лифшиц отшучивался, что ископаемые бывают полезные, и уж марксист будет полезнее, чем ископаемый любитель Бурбонов. В 1964 году Лифшиц напечатал в пражском журнале «Estetika» статью "Почему я не модернист?", а потом она была опубликована в «Литературной газете» 8 октября 1966 года. Хотя Хрущёв к тому времени уже два года копал грядки на своей даче, эхо его художественной критики ещё звучало в разных коридорах. Ну и статья Лифшица воспринималась как часть кампании против абстракционистов.
Шкловский, в передаче других людей, говорил: "Ну зачем надо Михаилу Лившицу выступать с этой статьей об абстракционистах… Ведь пора уже думать о душе. Да и денег за такую статью платят мало. Если уж так нужны деньги, мы бы ему собрали коллективно тридцать рублей…" Эта фраза несправедлива — вообще, большинство острот о тридцати серебряниках испытание для вкуса. Она несправедлива ещё и потому, что статья Лифшица написана искренне, и сейчас, когда прошло столько времени, остаётся очень интересной. Ископаемый марксист угадал многое, что случится с искусством потом — превращение его в товар, манипуляции с обывателем и прочее. Лифшиц был искренен, и за свою искренность расплатился тем, что получил пиздюлей от интеллигенции (В противоположном лагере его не любили и так, безо всяких рассуждений о модернизме). Нормальный размен, я считаю. Итак, статья была пристрастна, но без неё мир неполон. Да вот она, собственно
.И, чтобы два раза не вставать, поздравляю всех причастных с праздником Славянской письменности.
Хороший праздник, чо.