— Глядите, будет и вам такой пропеллер в спине, если будете по чертежам, а не народным размышлением действовать. Я поэтому и могу направить пар в нужную трубку, и он застучит долотом в землю. Вот у меня в Швеции десять тысяч паровых машин, и все они работают как швейцарские часы, а у вас время исчезает в пустоту разговоров и самодельного спирта.
Про часы слышали многие, но особого доверия к Карлсону не было — по смерти жены он стал неряшлив, питался сухой учёностью, а запасную рубашку сжёг угольным утюгом.
Всю жизнь Карлсон боролся с пустотой, и даже Скважина для него была не просто дырой в земле, а культурным сооружением, в стальных границах которого потечёт нужная прогрессу нефть или горючий газ. Пустоты Карлсон не любил и часто говорил председателю поссовета, прозванного за кривые ноги и эпилептические пузыри на губах Малышом, о её вредоносности.
Малыш согласно кивал, но его дело было сторона — раз в день он писал отчёты о сохранности общественного имущества и казённой машины. Отчёты он складывал в ржавый почтовый ящик на главной площади.
Ящик висел на двери заколоченного собора и другим безответственным людям был без надобности. Только воробьи свили там себе гнездо, изгадив и изорвав всю находящуюся в ящике бумагу.
Так прошло много скучного времени, но однажды утром паровая машина вздохнула, ухнула и просела вниз.
Тут же понизился и уровень Иванова озера, покосились избушки на берегу, а из них четырнадцать и вовсе развалились. Погасла контрреволюционным образом лампочка Ильича в поселковом совете, а движение воды вовсе не окончилось. Она, бросив мирное созерцание, шла внутрь земли.
Наконец она всхлипнула и вся ушла в дырку под паровой машиной.
Рабочие задумчиво бродили по илистому дну и собирали бесхозных рыб. Карлсон летал над озером, осматривая изменившуюся конфигурацию земли.
К вечеру подпорки машины разогнулись, и вся она провалилась в дыру. Многие заглядывали туда и говорили, что внутри дыры виден свет и чужое небо над противоположными странами.
Убежав от одной бабы и потеряв всякое понятие о жизни, в дырку свалился мясистый частный кролик. Необразованная баба, перекрестясь, прыгнула в эту дыру за своим мещанским кроликом, обняв для храбрости банку с вареньем кулацкого приготовления. Дыра выбросила обратно пустую банку, а вот бабу никто с тех пор больше не видел.
Малыш предлагал использовать дыру на благо трудящихся, а также для влияния революцией на ту сторону земного шара, но случившееся с бабой пугало рабочих. Исследования дыры прекратись, и лишь самые отчаянные норовили плюнуть с её края.
От избытка непроизводительной силы Карлсон занялся составлением географической карты путём воздушных съемок.
— Дурачок, — сказал Карлсону Малыш, — ты мог выше солнца взлететь, а теперь тебе по шапке дадут. Сюда эшелоны гнали, тобою Советская страна гордилась бы, миллионы человеческого народа. А теперь превратят тебя в биологический матерьял, и если мы сообща будем воскрешать мертвецов, никто о Карлсонихе твоей не позаботится.
Малыш оказался прав в своём революционном чутье.
За Карлсоном приехали из города три человека на автомобиле. Автомобиль не снёс надругательства дорогой и повяз в грязи, не доехав четыре версты до посёлка.
Потеряв один сапог и замазавшись, три военнослужащих человека добрели до рабочего посёлка к утру и постучались в дом Карлсона.
— Шведский подданный Карлсон, объявляем тебе волю всего трудового народа и его особых органов. За превращение в пустоту материального ресурса Советской власти и бездумное парение над землёй лишаешься ты теперь двойной продуктовой нормы. Так как затруднительно доставить тебя в город для разбирательства, ты подвергаешься высшей мере социальной защиты прямо на месте.
Карлсон представил себе, как его фотографическая карточка будет пылиться на его шведской полке среди запылённых книг. На карточке он был молод, в инженерской форме с погонами Королевской горной академии… И от этого рассуждения пустота поднялась снизу и высосала его сердце.
В этот момент три военнослужащих человека в мокрых шинелях прислонили Карлсона к избяной стене и прицелились.
Браслет
Карлсон жил на даче. Дачный посёлок прятался в скалах, и солёные брызги иногда долетали до крыльца.
Балтийское море, холодное, как сердце ростовщика, било в волнорез.
Облака тянулись со стороны Дании, и, привыкнув к нелётной погоде, Карлсон почти перестал подниматься в воздух.
Дни тянулись за днями. Несмотря на упрёки жены, он забросил холст и краски. Вместо того, чтобы закончить картину, заказанную Королевским обществом любителей домашней птицы, он часами играл Бетховена, пил в местной таверне и глядел на бушующее море.
Как-то, вернувшись домой, он обнаружил жену непривычно весёлой.
— Фрида, кто у нас был?
Но жена не отвечала. Она хлопотала на кухне, тянуло пряным и копчёным. За ужином, когда она разливала суп, Карлсон заметил у неё на руке браслет странной формы.
Её нрав переменился, как по волшебству, но Карлсон не был счастлив.
Он понимал, что жену сглазили.