Живой Журнал. Публикации 2013

— Тут, понимаете, в чём — дело: никто не знает, что такое «книга для юношества». Как спросишь кого, так начинают сбивчиво говорить, что это как бы для детей, но проблемы должны быть серьёзнее, но не такие уж серьёзные, как у взрослых. Всё это совершенное безумие. Я как-то преподавал в школе — у некоторых школьниц был сексуальный опыт побогаче моего, а мальчики зарабатывали рэкетом (тогда, в девяностые, этим зарабатывали не только гопники, но и мальчики из приличных семей). И что им, «Дикую собаку Динго или Повесть о первой любви» читать? Вот, поди пойми, «Повелитель мух» — подростковая книга? Одним словом, если вопрос в том, что хотел бы я написать такую же популярную и универсальную книгу как «Два капитана» — так, наверное, да. А ставить специально перед собой цель вымучивать книгу для подростков — так нет.

Извините, если кого обидел.

21 января 2013

История про то, что два раза не вставать (2013-01-22)

— А почему вы ничего не говорите о реформе образования?

— А почему я без особого приглашения должен об этом говорить? Тут какое-то недоразумение.

— А вас, как писателя, не пугает сокращение программы?

— Для начала я скажу, что когда я учился в школе, то русский язык у нас кончился в восьмом классе (и оценка из восьмого как раз пошла в аттестат), а вот девятый и десятый класс у нас ровно никакого русского языка не было.

Я вижу несколько мифов в головах у прогрессивной общественности — во-первых, это миф о том, что сейчас в школе всё стало ужасно плохо, как плохо не бывало. Обычно на него наслаивается рассуждение о том, что в советской школе эту прогрессивную общественность учили куда лучше, я же не питаю никаких иллюзий по этому поводу. У меня и школа при всей её прусской системе была туповатая, и насчёт прогрессивной общественности у меня большие сомнения. А уж я сам в школе преподавал во время гайдаровских реформ, там такое было, что мне надолго жизненного опыта хватило.

Во-вторых, я совершенно не увязываю набор обязательных предметов с качеством образования. Любые дисциплины преподать можно так, что святых выноси, а можно и по-человечески.

В-третьих, когда твои друзья, прекрасные душой люди, выказывают возмущение, подписывают письма, и шепчут про правительство, будто про Назарет: «разве может быть оттуда что-то хорошее?», я оказываюсь в сложном положении. Я уже несколько раз я получал пиздюлей, становясь на пути высоких чувств и пытаясь ввести несколько логики в чужие манифестации. А способ эмоционального мышления я вижу часто — с кнопками «перепост», если идёт речь о милиции — то с обязательной ремаркой «что ждать от этих убийц», если об авторских правах — то с обязательной ремаркой «даёшь свободу информации», если об образовании — то с обязательной ремаркой «из нас делают рабов». (Понятно, что законов и их проектов никто не читает, вместо документов все довольствуются пересказами незнакомых людей). Ну вот что, я должен с этим движением прекрасных людей делать? Биться, рискуя задарма со всеми поссориться?

Ничего хорошего от общества и вообще больших масс людей я не жду. И это меня тревожит больше, чем набор предметов в старших классах.

***

— Когда Вы отчетливо захотели стать писателем? Вы помните этот момент?

— Тут есть два момента про первый, когда я написал первый свой роман из двух глав, рассказано здесь. На самом деле я никогда не хотел стать писателем. Я всегда хотел быть кем-то, у кого есть какая-то профессия, и при этом писать книги — примерно так же, как писал свои геолог Олег Куваев. Или вот, ещё лучше — как Черчилль. Ты вершишь судьбы мира, ссоришь и соединяешь народы, сам кладёшь кирпичную стену в своём поместье, малюешь посредственные картины, и между делом получаешь Нобелевскую премию по литературе. Будь Брежнев поумнее, он не просто бы получил премию, но и писал бы свои книги сам — получил бы не просто медаль, а ещё и удовольствие. Но, увы.

И у меня — увы. То есть, у меня так не получилось.

И со временем я увидел, что зарабатываю на хлеб исключительно продажей букв.

— А чем бы вы хотели заняться профессионально, оставив буквы как хобби?

— Наукой. У меня, собственно, и было несколько периодов жизни, когда я профессионально занимался наукой. Раз попробовавши заниматься выяснением чего-то логическими средствами, от ощущения того, что задача решена, пазл сложился, избавиться нельзя. Но, тут уж, как говорится, можно не успеть.

— А как теперь у писателей с черновиками: *.doc от 08 марта, *.doc от 15 августа или все же распечатки с пометками? Над чем трястись потомкам, вот?