Читаем Живой Журнал. Публикации 2016, январь-июнь полностью

Череда смятённых мыслей пронеслась в его голове — о неустойчивости его положения, и уязвимости его слабого тела. Снова испарина покрыла его лоб, он ощутил себя пустой скорлупой — орех был выеден, всё совершено, поле перейдено, а век кончен.

Но уравнение сошлось, и это было важнее хрупкости скорлупы.


И, чтобы два раза не вставать — автор ценит, когда ему указывают на ошибки и опечатки.


Извините, если кого обидел.


10 апреля 2016

История про камингаут из шинели (2016-04-10)


Николай Дмитриевский. Автор жжот. Ксилогравюра к повести Сергеева-Ценского "Гоголь уходит в ночь". (1934).


Есть какая-то магия крылатых фраз, которая заключена в том, во-первых, что общество хочет, чтобы они были авторскими, в том, во-вторых, что авторство их ширится, и, в-третих, начинаются бесконечные споры "говорил — не говорил".

Родина моя часто и много ходила в шинелях.

Шинель одежда особенная.

Оттого фраза «Все мы вышли из гоголевской «Шинели» очень популярная. При этом эти мы норовят ещё выйти из какой-нибудь другой шинели — в зависимости от политических предпочтений, выйти из ватника и из бушлата, выскочить как карта из рукава.

Я как-то, считая себя литературно-образованным человеком много повторял имя Достоевского и знал, что шинель тут в кавычках, а не просто так. Впрочем, несколько моих знакомых всерьёз полагали, что писатель, сидящий в заплёванном московском дворе, одет если не в шинель, то в плащ-палатку николаевских времён.

Но народная мифология русской литературы такая, что это должен сказать не просто Достоевский, а Достоевский на похоронах Гоголя. Он должен влезть на могильный холм и говорить всё это, сдерживая рыдание. Гоголь при этом должен ворочаться в глубине, предчувствуя, как потом братья-писатели его вытащат из гроба, снимут шинель и переплетут в неё все свои книги.

Никто при этом не задумывался, как это должно выглядеть — откуда выходят все эти люди: откинув полу, как медвежью полость, или вылезя из кармана. Спрыгнув с воротника — и это вовсе придаёт насекомую сущность, сразу напоминаю о старой русской традиции дезинсекции, называвшейся "прожарка".

Непонятные "они" покидают шинель в кавычках и без кавычках, как странные крохотные существа.

По поводу авторства камингаута из шинели была известная полемика — один человек доказывал, что фраза приплыла к нам из Франции, где её произносил обезличенный литератор, но ему отвечали, что француз, пустивший это, всё время рядом упоминает Фёдора Михайловича, так что именно он — то самое "мы".

Как обычный Дарвин, я пустился в плавание на пароходе "Гугль".

Обнаружил много всякого добра и, вдобавок, полную эпистемологическую неуверенность.

И, среди прочего: «Когда-то было в ходу крылатое выражение: «Все мы вышли из гоголевской «Шинели»…». Когда? «Как говорится, все мы вышли из гоголевской «Шинели», поэтому мы одинаково смотрим на мир». Кто мы? «Говорят, все мы вышли из гоголевской «Шинели». Кто говорит? «Перефразируя известное выражение «Все мы вышли из гоголевской шинели», половина бухгалтеров города может сказать…». Боже, какие бухгалтеры? Или бухгалтера?

Но потом попёрло уже совсем несусветное: «… хотя до сих пор литературоведы любят повторять, что, мол, все мы вышли из гоголевской шинели, тем не менее, вряд ли кому-нибудь нынешний чиновник покажется…»

Некоторые из авторов, храбро прятались за изящным оборотом (я и сам его люблю): «Как сказал классик, все мы вышли из гоголевской шинели», или: «Все мы вышли из гоголевской «Шинели», — сказал кто-то из классиков и был совершенно прав».

Иногда провозглашалась коллективная ответственность всех литераторов: «Все мы вышли из гоголевской «Шинели» — утверждали классики русской литературы».

Ну, а под конец я обнаружил предвыборную прокламацию, в которой значилось «… все мы вышли из гоголевской шинели, то Сергей Васильевич Гайдукевич — явно не оттуда, хотя шинель носил пятнадцать лет настоящую, а не гоголевскую».

Хорошая вещь шинель.


Извините, если кого обидел.


10 апреля 2016

История про дюны (2016-04-11)


Написал про питерских — в прежнем месте.


Что-то искал снимок фантастического болта в лесу, да так и не нашёл. Чужих-то полно.

Нужно было ещё написать, как строилась Дамба и на ней молодёжные кумиры пели про тучи.

И ещё про Репино, куда я ходил пешком от фантастов

Тогда я решил посетить репинские пенаты. Места вокруг там довольно специфичные — такое впечатление, что герои всех бандитских петербургских сериалов купили там себе землю и понастроили фортификационных сооружений. Причём через дорогу там действительно находятся остатки финских бронеколпаков и пулемётных гнёзд. Разница только в том, что финские развалины были серыми, а строящиеся бандитские дома — ярко-красными.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Ислам и Запад
Ислам и Запад

Книга Ислам и Запад известного британского ученого-востоковеда Б. Луиса, который удостоился в кругу коллег почетного титула «дуайена ближневосточных исследований», представляет собой собрание 11 научных очерков, посвященных отношениям между двумя цивилизациями: мусульманской и определяемой в зависимости от эпохи как христианская, европейская или западная. Очерки сгруппированы по трем основным темам. Первая посвящена историческому и современному взаимодействию между Европой и ее южными и восточными соседями, в частности такой актуальной сегодня проблеме, как появление в странах Запада обширных мусульманских меньшинств. Вторая тема — сложный и противоречивый процесс постижения друг друга, никогда не прекращавшийся между двумя культурами. Здесь ставится важный вопрос о задачах, границах и правилах постижения «чужой» истории. Третья тема заключает в себе четыре проблемы: исламское религиозное возрождение; место шиизма в истории ислама, который особенно привлек к себе внимание после революции в Иране; восприятие и развитие мусульманскими народами западной идеи патриотизма; возможности сосуществования и диалога религий.Книга заинтересует не только исследователей-востоковедов, но также преподавателей и студентов гуманитарных дисциплин и всех, кто интересуется проблематикой взаимодействия ближневосточной и западной цивилизаций.

Бернард Луис , Бернард Льюис

Публицистика / Ислам / Религия / Эзотерика / Документальное
Сталин. Битва за хлеб
Сталин. Битва за хлеб

Елена Прудникова представляет вторую часть книги «Технология невозможного» — «Сталин. Битва за хлеб». По оценке автора, это самая сложная из когда-либо написанных ею книг.Россия входила в XX век отсталой аграрной страной, сельское хозяйство которой застыло на уровне феодализма. Три четверти населения Российской империи проживало в деревнях, из них большая часть даже впроголодь не могла прокормить себя. Предпринятая в начале века попытка аграрной реформы уперлась в необходимость заплатить страшную цену за прогресс — речь шла о десятках миллионов жизней. Но крестьяне не желали умирать.Пришедшие к власти большевики пытались поддержать аграрный сектор, но это было технически невозможно. Советская Россия катилась к полному экономическому коллапсу. И тогда правительство в очередной раз совершило невозможное, объявив всеобщую коллективизацию…Как она проходила? Чем пришлось пожертвовать Сталину для достижения поставленных задач? Кто и как противился коллективизации? Чем отличался «белый» террор от «красного»? Впервые — не поверхностно-эмоциональная отповедь сталинскому режиму, а детальное исследование проблемы и анализ архивных источников.* * *Книга содержит много таблиц, для просмотра рекомендуется использовать читалки, поддерживающие отображение таблиц: CoolReader 2 и 3, ALReader.

Елена Анатольевна Прудникова

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное