Живой Журнал. Публикации 2018

В Опалихе они сразу нашли нужный дом. У редкого забора со штакетинами стояла толпа. Люди молчали, но что-то в этом молчании было угрожающее.

Она встала перед забором, откинула капюшон и взяла микрофон в руку:

— Мы с вами находимся…

Всё было, как в мечтах, — сейчас эта толпа ринется в дом, и произойдёт то, что сделает ей карьеру.

Ничего не происходило, хотя среди людей поднялся странный, пока едва слышный, ропот.

Оператор поманил её рукой: они подошли с другой стороны, и, прячась за сортирными постройками, побежали к дому. Издали слышался глухой ропот, а тут было сравнительно тихо. Засвистела какая-то птица, прячась под крышей. Ступени крыльца прогнили, на них лежал нетронутый мокрый снег.

Всё покрывала серая облупленная краска запустения.

Дверь была открыта, и они быстро прошли дом насквозь, как подземный переход. Оператор топал за ней, и на его лице отражалось отвращение к виду и запахам старого жилья. Наконец, они ступили в дальнюю комнату. Там, в стылом воздухе, запасённом с морозов, лежала старуха. Она, покрытая истлевшим одеялом, обирала пальцами его край, мычала что-то своё и не обратила внимания на пришельцев.

Но только гостья подошла ближе, старуха вдруг цепко схватила её за руку своей птичьей лапкой и забормотала: «Ты… Ты…»

Но о чём это, к чему, что должна была сказать старуха ещё — они не поняли.

Так ничего и не добившись, они покинули дом.

По нечищеной дорожке они вышли на улицу и увидели, как толпа обернулась к ним.

— Ведьма! — крикнула женщина в белом платке.

Толпа сделала шаг вперёд.

Оператор отскочил в сторону, но продолжал снимать.

— Ведьма! — подхватил нестройный хор, и кольцо сомкнулось.

Оператор остался снаружи и сразу вскочил на крышу машины.

Её машины.

Она хотела крикнуть ему что-то про вмятины, кредит, ремонт, но тут её ударили в первый раз.

— Ведьма! Ведьма! — кричали ей в ухо, но всё тише и тише.

Мир окрасился в яркие и радужные тона.

И, наконец, она поплыла куда-то в совершенной тишине.

_{И, чтобы два раза не вставать — автор ценит, когда ему указывают на ошибки и опечатки.}

Извините, если кого обидел.

13 января 2018

В пуще (День заповедников. 13 января ) (2018-01-13)

Леонид Абрамович переночевал на почте.

— Ничего удивительного, — сказал ему почтальон. — Вот лет пять назад мы бы вас вовсе не пустили. Только с охранением.

— Да у вас-то что? Поляки — не бандеровцы.

— Да у нас и бандеровцы были, — с некоторой обидой сказал почтальон, будто его родину кто-то хотел обделить. — Были, с юга заходили. И поляки были, все были. Но не в том дело. Война, это война людей портит, и она почти десять лет как кончилась, а вот у нас всё не славно. Люди войною раненые, и других научились ранить.

Их слушал местный участковый. Участковый, судя по виду, был философ — с тремя медалями, две из которых были «За отвагу» — значит, видал лихо — глядел в потолок. Он смотрел на него, как смотрел бы Кант в звёздное небо. Как на загадку, что переживёт философа, и будет вечна — созвездия мушиных следов начали складываться ещё при Пилсудском, так, по крайней мере, казалось Леониду Абрамовичу. Он хорошо выспался в боковой комнатке, где пахло сургучом и польскими порядками — какой-то корицей и ванилью.

Ни война, ни движение границ не смогли вытравить этот запах.

Почтальон тут звался начальником отделения, но сам возил письма. Собеседников у него было мало, и он хотел длить разговор с гостем из Минска, да только разговор второй день был о том, что тут опасно и страшно, будто на передовой. А никакой опасности не было, и Леонид Абрамович это знал — потому как дотошно расспрашивал разное начальство перед полевой командировкой.

Всё кончилось, страна была сильна, как Пуща, что начиналась сразу за посёлком.

Пуща шла на многие километры на север и запад и была плохо описана. Не от того, что её никто не описывал или тут были какие-то тайны, а от того, что её описатели и исследовали разбрелись куда-то. Многих убили, когда они надели военные мундиры разных армий, а некоторых убили просто так. Их отчёты сгорели в Варшаве, Берлине и Минске, а то, что уцелело, предстояло прочесть заново. Стволы деревьев хранили в себе осколки и пули, не попавшие в людей, но война обтекла Пущу, потому что внутри этого леса воевать было бессмысленно. Там можно было только прятаться.

«Кажется, тут и прятались родственники жены», — вспомнил Леонид Абрамович. — «А, может, и не тут, вот загадка». Неизвестно где они прятались, но спрятались где-то так, что никто не смог найти их и по сей день. Леса проглотили Марию Моисеевну и мужа её Лазаря, и никто не знал их судьбы, кроме бога, имя которого евреи не пишут полностью, русские писали с большой буквы, а Советская власть пишет с маленькой.

Жена, конечно, просила навести справки, но Леонид Абрамович никого не спрашивал, потому что жизнь отучила его наводить справки об исчезнувших людях.

Оттого он слушал начальника почтового отделения и улыбался.