Живой Журнал. Публикации 2018

Он прилетел на антарктическую станцию, выкупленную Корпорацией, рано утром. Аэродром был забит туристическими чартерами. Прямо отсюда этих стариков и старух везли к полюсу. Разноцветная толпа (преобладали красный и синий) гоготала, собравшись вокруг нескольких пингвинов. Туристы и сами были похожи на пингвинов — видимо, из-за того, что старики комично переваливались в своих супертёплых комбинезонах.

Пингвины сейчас им были важнее всего, а вот Раевский слышал совсем иной звук, тонкий свист гигантского резака, которым пилят лёд. Если так он слышен здесь, то что творится на рабочей площадке.

Но в этот момент за ним пришёл автобус, и Раевского повезли в гостиницу.

Утром он смотрел в сияющую синь моря, сидя на закрытом балконе.

Там, в грохоте трескающегося льда, рождался новый контур побережья.

Раевский щурился, силясь сквозь солнечные блики разглядеть происходящее. Прямо перед ним был результат работы резака — сколотый треугольный айсберг, уже обмотанный изолирующей плёнкой, готовый начать своё плаванье.

Его, как индусы слона, держали на двух тросах огромные буксиры.

Раевский был инвестиционным супервайзером и давно понял, что есть совсем немного приёмов, чтобы поддерживать свою значимость у тех людей, к которым он приезжал с инспекцией.

Мир сжался до размера самолёта и офиса.

В прошлый раз он провёл полмесяца в Заполярье, улетев туда в тонком пальто. Он не пробыл ни минуты на открытом пространстве — войдя в тот мир через телескопический трап аэропорта и так же покинув его через две недели, которые он провёл в офисе, мало отличимом от таких же офисов в пустыне или тайге. Только северные сияния, заливавшие огромное стекло, напоминали о близости полюса.

Отказавшись от сомнительных развлечений в виде скачек на ездовых собаках, он отбыл обратно.

Прогресс сделал своё дело, вернее, деньги сделали своё дело — комфорт был повсюду.

Иногда Раевский думал, что кончится раньше — его век или его специальность. Можно было, конечно, понаставить всюду видеокамер (их, впрочем, и понаставили) и мониторить всё происходящее. Но это было не так надёжно, как супервайзер, оценивающий мелкие детали. По запаху в офисе можно было угадать, какой конфликт раздирает коллектив, по мелким деталям быта догадаться, не списываются ли деньги на неизвестные счета.

Раевский был профессионал. И теперь выписанному из тепла профессионалу предстояло курировать ледяных людей и водяных людей. Или питьевых людей.

— Скажите, Карлсон, а по вашим ощущениям, от чего тут гибнут люди? Нет, статистику я знаю, я не об этом. Я про ощущения, ваши личные ощущения.

Карлсон посмотрел на него внимательно, взвешивая: не проверяет ли инспектор его психическую устойчивость.

— Людей всегда губит страх. Даже если они падают вместе с вездеходами с полки, то есть, с ледника над берегом, то их губит страх. И когда они уходят в пустоту — их тоже губит страх.

— Уходят?

— Ну да. У нас было несколько случаев — мы выходили на лёд для снятия показаний. И вот человек вдруг вставал и уходил в черноту. Знаете, ночь полгода, только звёзды, иногда всполохи сияния, и человек уходит в сторону океана. Красиво со стороны, конечно.

— А зачем?

— Кто знает. Наверное, домой. Мы потом стали ходить втроём, чтобы успеть задержать беглеца. Но некоторым это не помогает. Помните Стаховского, вы ведь наверняка читали в отчёте про Стаховского?

— Это который застрелился?

— Он не застрелился. Я знал Стаховского, он был добродушным человеком, обожал кошек, домашний уют и жену. Среди своих считался застенчивым и предельно честным. Но, как часто случается с подобными людьми, был ужасно воинственным. Когда он стал первым начальником буровой, над ним подшучивали и побаивались, но никто не мог предположить, чем закончится его поездка в Антарктиду.

Говорили, будто он сошёл с ума — вдруг забрался в хранилище образцов и объявил оттуда по селекторной связи войну неполноценному человечеству. Это тоже списали на переутомление и модную тогда теорию озонового дождя. Стаховский бушевал двое суток, отбивался от ему одному видимых воинов с копьями, а потом сунул голову под буровое долото. Какие там озоновые дожди, всё это ерунда, он умер от страха.

Некоторое время оба молчали. Наконец Карлсон сделал неопределённый жест рукой — дескать, не слушайте меня, я понимаю, что это всё глупости, но вы просили пересказать глупости, и вы их получили.

— Вы едете к дальним станциям? Давайте я с вами? — спросил Раевский.

— Да зачем вам это? Вы слетайте лучше к МакМёрдо, там будет экскурсия на кровавый водопад. Знаете про кровавый водопад? Кровавый водопад все любят.

Они всё-таки поехали к дальним станциям вместе.

Ехали они долго, но с комфортом — и Раевский снова подумал, что корпорации главнее государств. Богаче — это уж точно.

— Всё, что касается льда — не к добру, — вдруг хмуро сказал Карлсон. — Не стоило его трогать, чует моё сердце. Но не мы первые, не мы последние.

— Странно это слышать от гляциолога, — пожал плечами Раевский.