И, чтобы два раза не вставать — автор ценит, когда ему указывают на ошибки и опечатки.
История про то, что два раза не вставать (2020-06-23)
А вот кому текст с актуальным названием "ТРАВМА КАК ТОВАР".
…Есть такой бесконечный разговор о том, как соотносятся архаика и модернизм. Никто не тревожится точными определениями и, чаще всего, этими красивыми терминами замещают слова «старое» и «новое». Увы, ещё чаще у нас всё переводят в формулу «хорошо vs плохо». То есть, когда мы говорим «молодой ещё», — это как бы плохо: взрослей, негодяй, быстрее взрослей, время не ждёт. Отказался от старого — очень плохо, оглянитесь люди, вокруг нас манкурты, Айтматова читал, читал Айтматова, гад? А в Бобруйск ездил? Так и с этими словами: очевидно, если есть «новое», то есть и «старое», и они сменяют друг друга, потому что новое рано или поздно становится старым. Но так людям неинтересно, и начинаются споры не только о течениях в искусстве, но и о человеческих традициях. Я тоже как-то поучаствовал в разговоре о том, что никакого возвращения к корням не бывает. Если на месте городской усадьбы отлили из бетона точно такую же, то это не возвращение архаики, а декорация. И любое воспроизводимое — просто стилизация, пластиковый ужас — ну и так далее.
Там много ещё что есть — архаика и модернизм, Бродский, разумеется и предчувствие ужасного, а так же рецепты избавления (берёте одну ложку обыкновенного советского — в общем, по ссылке)
И, чтобы два раза не вставать — автор ценит, когда ему указывают на ошибки и опечатки.
История про то, что два раза не вставать (2020-06-25)
А вот кому историю по то, как персонажи поедают писателей (или писатели поедают персонажей), но все они не то, чем кажутся. "Все врут!", как говорил доктор Хаус. И это не только о мистификациях, а о том, что никакого нон-фикшена нет, а публика сама помогает писателям врать.
Впрочем, я довольно всех запутал, а ссылка, как всегда, внизу.
…Довольно часто писателя соединяют с его героями. Достоевский сетовал, что после публикации «Записок из мёртвого дома», про него ходили слухи, что он сам попал в острог за убийство жены. Это, кстати, не такая смешная вещь — нормальный писатель сочиняет целое пространство с персонажами, присутствует внутри этого пространства, будто попав через волшебный шкаф в свою Нарнию. Достоевский летом 1866 года жил в Люблино, в пустовавшем доме, рядом с дачей своего родственника Иванова. «К нему ходил ночевать лакей Ивановых, потому что боялись его оставлять одного, зная о его припадках. Но в течение этого лета припадок был всего один раз. Однажды лакей, ходивший ночевать к Достоевскому, решительно отказался это делать в дальнейшем. На расспросы Ивановых он рассказал, что Достоевский замышляет кого-то убить — все ночи ходит по комнатам и говорит об этом вслух (Достоевский в это время писал „Преступление и наказание“)». Писатель всегда, хоть на день воплощается в своего героя. Обычно в этот момент вспоминают знаменитые слова Флобера «Мадам Бовари — это я!» Но есть ещё особый род перевоплощения, когда писатель не просто выдумывает мир, а выдумывает себя и становится послом своей личной Нарнии, похожей на реальную страну. Госпожа Бовари начинает давать интервью и выступать на конференциях.
И, чтобы два раза не вставать — автор ценит, когда ему указывают на ошибки и опечатки.
Яйцо (2020-07-01)
Кокорев хмуро слушал капель. С другой стороны окна, на карнизе сидел мокрый голубь, и, склонив голову, тоже к чему-то прислушивался. Голубей Кокорев не любил и называл их летающими крысами. Весну он тоже не любил. Это было время тревожное и аллергическое. Весной он всегда болел, на локте вылезала неизвестная науке экзема, и тогда он чувствовал себя больным, как вот этот, к примеру, голубь.
И вот в очередной раз весна наваливалась на него, как хулиган в подворотне. На площадях выставили причудливые арки с лампочками.
Кокорев ходил мимо этих арок равнодушно.
Лаборантка Евгения Петровна бормотала у него над ухом об украденных деньгах, о том, дескать, что на это безобразие с лампочками деньги есть, а на науку не хватает. На науку всегда не хватало ― к этому он привык.