Пистолет был заряжен, и Свантессон с ужасом глянул в чёрное и холодное пока дуло. Много лет оружие ждало свою жертву, и вот, наконец, кто-то появился.
За окном нарастал шум и гам, но Свантессону не было до этого дела, он готовился к смерти.
В этот момент в комнату зашла хозяйка.
В руках у неё был цветок.
Она подмигнула Свантессону и вложила гвоздику в дуло пистолета.
Семь лет в Тибете (2020-07-29)
Художник странствовал по Тибету седьмой год.
Его покинули все шерпы, кроме одного. Так же его оставил верный друг с долгой еврейской фамилией ― художник пытался её запомнить, да как-то она выходила всё время по-разному.
Впрочем, фамилия самого художника была тоже не русской, а вовсе варяжской. Звали его Карлсон. Оттого он часто изображал на своих картинах варяжских гостей на тяжёлых кораблях и норманнов, княживших в Киеве.
Но с некоторых пор его начали привлекать другие пейзажи. Превращение произошло с ним мгновенно и по неизвестной причине. Теперь он рисовал сиреневые и фиолетовые горы, закаты и восходы в стране, которую никогда не видел.
Наконец он выбил себе право на путешествие ― впрочем, это было больше, чем путешествие. Это была экспедиция, хотя, правда, экспедиция с обременением.
В качестве попутчика, от которого нельзя отказаться, ему навязали бойкого молодого человека с еврейской фамилией, которую Карлсон тут же перепутал ― в первый раз.
Звал он своего надзирателя и заместителя по имени, благо они были тёзками.
А про себя именовал его просто ― «Малыш», за малый рост и резвость. Молодой человек был знатоком поэзии, а ещё расшибал бутылку из револьвера в пятидесяти шагах. Прошлое его было мутным, но мандаты безупречными.
Он вообще оказался не промах ― свободно говорил с персами по-персидски, с индусами по-индусски, а с шерпами на том языке, название коего Карлсон даже не желал знать.
Карлсон топтал горные тропы, а по ночам ему снились лазоревые и фиолетовые сны. Он видел острые пики гор, вытянутые камни, поставленные на развилках дорог и статуи неизвестных ему богов.
Когда он, проснувшись поутру, переводил эти видения на холст, горные мошки залипали в краске и оставались в пейзаже навсегда.
Итак, даже Малыш покинул его. Малыш и раньше оставлял караван, чтобы вернутся через пару дней или неделю, а теперь пропал навсегда. Карлсон стал подозревать, что у него было какое-то своё, государственное дело, и он был нужен Малышу лишь для вида.
Но теперь он исчез со всеми своими вещами.
Однако Карлсон не ощутил болезненного укола от предательства.
На следующий же день после исчезновения Малыша, Карлсон обнаружил огромную пещеру в скале. Шерпа отказался идти за ним. Шерпа положил мешок с холстами и красками в свинцовых тюбиках и просто ушёл ― молча, не оборачиваясь.
Карлсон ступил в пещеру и начал спускаться по длинному ходу.
Трещал и чадил факел, свёрнутый из какой-то картины.
Когда он почти потух, лаз озарился светом.
Карлсон увидел огромный зал, заполненный тысячами бритых монахов.
В глубине этого зала, на возвышении, освещённый странным светом, лиловым и розовым, стоял огромный лингам.
Конец его терялся у высоких сводов.
И тут он услышал над ухом тихий голос Малыша:
— Коля?
— Ну?
— Помнишь, в 1912-м году, в «Бродячей собаке», человек за соседним столиком послал тебя на хуй?
— Ну…
— Так вот, ты пришёл.
И, чтобы два раза не вставать — автор ценит, когда ему указывают на ошибки и опечатки.
Гражданская тайна (2020-08-01)
Малыш очень любил, когда к ним приезжал дядя Юлиус. Вместе с дядюшкой Юлиусом в их скромную квартиру входил запах странствий и аромат приключений. Из его чемодана то выкатывался хрустальный череп, то выпадал слоновий бивень. Он был перепачкан алмазной пылью из Копей Соломона, а иногда Малыш замечал в волосах дядюшки Юлиуса отросток огромной лианы.
Однажды дядюшка Юлиус привёз детям в подарок настольную игру «Обжиманжи», и они принялись играть в неё все вместе, хотя маме это и не понравилось. Дядюшка Юлиус вскакивал, снова садился, и наконец вытащил огромное слоновье ружьё и принялся палить в нарисованных зверей.
Сразу было видно, что у дядюшки Юлиуса была боевая молодость. Впрочем, и старость у него была беспокойная. Но, так или иначе, он любил детей, а они любили, когда дядюшка Юлиус рассказывал им сказки. И вот сейчас, когда дядюшка Юлиус вдосталь наговорился с взрослыми, выпил с ними питательной русской водки, он приполз в детскую.
― Ты любишь русскую водку, ― печально сказал Малыш, разглядывая дядюшку. ― Ты, кажется, вообще любишь всё русское.
― Вздор и глупости. Я и русскую водку не очень люблю, но у твоего папы больше ничего не было. Пустяки, дело житейское. А русских я не люблю, нет. Я ведь воевал с русскими, когда они напали на этих дураков-финнов. Я воевал с ними целых два месяца, пока не отморозил ногу.
― И ты их победил?