Живой Журнал. Публикации 2020

Однажды он увидел толпу и обнаружил, что это люди, нанятые в массовку какой-то фильмы, ждут съёмок. Взяли и его, он побежал в своём старом бушлате и фуражке, изображая стрельбу из незаряженной винтовки.

У него спросили адрес, дали денег под роспись, но режиссёр долго вглядывался в его лицо.

Никандров спросил, как будет называться фильма, и ему ответили: «В тылу у белых».

Режиссёр задержал его, велев несколько раз сфотографироваться. Он спросил, знает ли Никандров, на кого он похож, и тот отвечал, что, конечно, знает.

На следующий год весной ему принесли телеграмму. Никандрову предложили явиться на пробы к юбилейной картине про Революцию.

Почти десять лет он не был в сыром городе на болотах, и вот теперь оказался там в хорошей гостинице и курил, глядя в ночь.

В своей прежней жизни он должен был тут работать на Путиловском заводе — и тревога вдруг обожгла грудь: ну-ка заставят поехать на завод, а он не помнит там ничего. Токарной работой теперь его не испугаешь, а вот на каком станке он тут работал, не знает. Вдруг для смеха поставят к станку — по старой памяти. Он ведь был токарем пушечного и лафетного производства, и тот, настоящий Никандров, даже хвалился этим. Нет, ничего, от этого он как-нибудь отшутится.

Так было уже однажды, когда он для проверки заехал в Пермь.

В заводской столовой к нему подсел человек и забормотал, что помнит его.

— Ты в ЧОНе был? — спросил его Никандров.

— В Мотовилихе был, в Мотовилихе рота была, да мы ж с тобой раньше повязаны. Помнишь, мы с тобой царя убили?

— Какого царя, дурак?

— Младшего царя.

Про это Никандров не знал ничего, и шёл по разговору, как деревенские колдуны по углям.

А в разговоре мелькали диковинные слова «начгар и комчонгуб». Незнакомец бормотал:

— Помнишь, мы с тобой в будке киномеханика сидели? Кинематограф «Луч» помнишь? Там-то всё и решили, это ведь ты Мясникову посоветовал, чтобы младшего царя хлопнуть при попытке к бегству. Я ж там был, справа сидел.

Никандров лихорадочно соображал, кто такой Мясников, а незнакомец продолжал:

— Ты ж англичанина сразу убил, а я вот сплоховал. Патроны в ружье самодельные были. Но мы ж вместе были, вместе! А часы я потом сдал, это всё навет, всё врут. Зачем мне княжеские часы, революции они нужнее. Ты вот пальто сам сносил — и ничего. Ты сейчас в фаворе, может, и мне что полагается. Совсем я поистрепался.

— Вот что, товарищ, — сказал Никандров сурово. — Об этом сейчас громко говорить нельзя. Молчи покамест. Сверху нам приказали, значит — молчок.

Незнакомец раздосадованно закивал и исчез.

Никандров, доедая кашу, понимал, что чужое дело вошло в его жизнь, и теперь с ним надо жить. В сумрачной столовой он представлял, как везёт на фаэтонах великого князя и его любовника. Как раскалывается череп английского секретаря, как обнимает пленник тело англичанина, а потом добивают и его.

Пальто. Точно, он носил это пальто.

Оно и сейчас висело в шкафу, видать, крови на нём было немного.

Наутро Никандров, как всегда, повязал галстук в горошек, надел довольно поношенный кинематографический костюм, и его повезли сниматься.

Оператор Эдуард заставлял его вновь и вновь забираться на броневик — что-то ему не нравилось.

Наконец, они уединились, и оператор с надрывом произнёс:

— Поймите, вы — вождь, вы не можете выглядеть так, будто вы переодетый телеграфист. Да, невозможно представить себя вождём, но сделайте что-нибудь, усилие какое-нибудь, чёрт возьми!

Никандров только кивал.

К нему пришёл репортёр из газеты «Металлист». Он спрашивал, трудно ли играть вождя.

Никандров отвечал, что трудно, а сам думал, что просто невозможно. Газетчику он сказал, что одно утешение, что он рабочий, а не артист. Но за рабочим классом — будущее.

Будет пятилетний план, а рабочий сделает его в четыре года, потому что рабочий с его машиной вертят временем, как хотят — то убыстряют его, а если надо — замедлят.

— Время — вперёд, — сказал рабочий Никандров и выставил вперёд руку.

Газетчик захохотал от того, как похоже это получилось.

Сфотографировать для газеты его не дали, режиссёр готовил сюрприз к премьере.

И снова его мучили на съёмках.

Он потерял осторожность и делал всё так, как тогда — десять лет назад. Но ему отвечали, что всё это не похоже на настоящего вождя.

Тогда он сыграл запой — и вот в это сразу поверили.

Как-то вечером он поехал в гости — актёров, а в особенности, актрис повезли на квартиру к местным писателям. Там был гость из Москвы, знаменитый поэт — бритый и страшный.

Говорили, что он всегда носит с собой маузер.

Бритый поэт впился в лицо Никандрова и посмурнел.

Когда уже выпили по третьей, и рыковка разбавила речи, поэт стал нарочито громко говорить о литературе и кино. Он говорил о том, что кинохроника должна заменить пошлые игровые фильмы.

— Нам Совкино будет показывать поддельного вождя, какого-то Никанорова или Никандрова, обещаю, что в самый торжественный момент, где бы это ни было, я освищу и тухлыми яйцами закидаю этого поддельного Ленина. Это безобразие.

У бритого поэта был с собой, как пистолет в кармане, лысый товарищ.