…Есть особый тип прозы, которую я про себя называю «догорает музей Пришвина». Все, наверное, помнят этот текст: «Алло, здравствуйте! Тут неподалёку, вперемежку с птичьим клёкотом и ненавязчивым шёпотом ветра, будто озаряя багрянцем зеленеющие волны берёзовой рощи, обдавая жаром словно летнее солнце в разгар знойного душного июльского лета, испуская лёгкую дымку подобно поднимающемуся туману от раскинувшейся глади озера на рассвете, распугивая лесных обитателей — работящих бобров, мудрых ежей и беззаботных свиристелей, догорает дом-музей Пришвина. Нет, высылать машину теперь уже не нужно». Такую прозу можно писать томами, что не отменяет её популярности. Но это не отменяет и вопроса, как она сделана. (и далее по ссылке)
И, чтобы два раза не вставать — автор ценит, когда ему указывают на ошибки и опечатки.
История про то, что два раза не вставать (2020-03-06)
Кстати, я тут смотрел мультфильм про Лунтика. Это, всё же, какая-то удивительная психоделика, от которой я наполовину сошёл с ума. Одна понимающая толк в жизни дама, говорила мне, что, посмотрев мультфильмы «Приключения Лунтика и его друзей» невозможно остаться той личностью, который ты был, и нельзя не ощутить распада прежней.
Но кто слушает мудрых людей?
Я сам два раза смотрел «Лунтика» и это привело к многодневным запоям.
И вот уже тридцать минут слушал звуки писклявых голосов из-под полога сказочного леса, стараясь не переводить взгляд на экран.
Лунтик — это ведь как голос сирен. Если товарищи не привязали тебя к мачте, всё, пиздец. Смотришь навсегда.
Мир травянистых джунглей с четырёхухим главным героем. Мутант и божья коровка по имени Мила. Отставной генерал в георгиевских цветах. Несколько водоплавающих сумасшедших. Паук Шнюк, масон и чернокнижник. Да и червяка Корнея Корнеевича я бы со счетов не сбрасывал. Он ведь настоящий человек из Кемерово, шахтёр, появляющийся из тьмы, решала, которому подвластны все вопросы и споры. Гопники Вупсень и Пупсень, девушки пониженной социальной ответственности Марго, Роза и Юля или пахан подводного мира Пескарь Иванович.
Всё это придёт к тебе, даже если включил телевизор, просто желая узнать, что с коронавирусом, каким первомаем он там шагает по планете.
И хотя в телевизоре уже давно закричали-заголосили черепашки-ниндзя, мрачная психоделика Лунтика не отпускала меня.
Лунтик пребудет с нами навсегда.
Партизаны (Женский день.
Город Янев лежал перед ними, занимая всю огромную долину. Стёкла небоскрёбов вспыхивали на солнце, медленно, как жуки, ползли крохотные автомобили. Снег исчезал ещё на подступах к зданиям ― казалось, это дневной костёр догорает среди белых склонов.
Армия повстанцев затаилась на гребне сопок, тихо урчали моторы снегоходов, всхрапывали тягловые и ездовые коровы, запряжённые в сани.
Они пришли из развалин Инёва, со стороны болот. Камни, камни. Валуны. Болота. Спящее море тайги.
Мужики перекуривали сладко и бережно, знали, что эта самокрутка для кого-то станет последней.
Издали прошло по рядам волнение, народный вождь Василий Кожин вышел вперёд и, рванув с головы шапку, закричал:
― Вот стою я перед вами… Простой русский мужик ― бабой битый, попами пуганый, врагами стреляный… Живучий! И мы заживём! И дети наши счастье увидят! Да что говорить, вперёд!
Махнул Кожин рукой, это движение повторили другие командиры, отдавая команду своим отрядам, и вот теперь волной, повинуясь ей, взревели моторы, скрипнули по снегу полозья ― повстанцы начали спуск.
Аэросани мчались к городу, пел свою песню мотор, блестели за спинами круги пропеллеров.
― Бать, а бать! А кто строил город? ― спросил малыш Ванятка, мальчик в драном широком армяке поверх куртки.
― Мы и строили, ― отвечал его отец Карл Иванович, по прозванию Карлсон, кутаясь в старую каторжную шинель с красными отворотами. ― Мы, вот этими самыми руками.
― А теперь, Карл Иваныч, этими руками и посчитаем. За всё, за всё посчитаем ― вмешался в разговоры белорус Шурка, высокий, с больной грудью, парень, сидевший на санях сзади. Прижав к груди автомат «Таймыр», он, не переставая говорить, зорко всматривался в дорогу. ― Счастье наше ими украдено, работа непосильная ― на кухнях да в клонаторах, сколько выстояно штрафных молитв в храмах Римской Матери? Сколько мы перемыли да надоили, напололи да накашеварили… А сколько шпал уложили ― сколько наших братьев в оранжевых жилетах и сейчас спины гнут.
Мимо них, обгоняя, прошла череда снегоходов, облепленных мужиками соседних трудовых зон и рабочих лагерей.