Однажды Свантессон вынул из почтового ящика письмо, похожее на унылый привет от шведского военкома. «Многоуважаемый господин Свантессон! ― писал ему неизвестный человек по фамилии Карлсон. ― Будьте настолько любезны положить под бочку с дождевой водой…» Много чего ещё было написано в этом письме, да только главное было сказано в самом начале.
Похожий на очковую змею Свантессон тут же написал ответ: «Милый Карлсон, если бы ты был идиот, то я бы написал тебе как идиоту. Но я не знаю тебя за такого и вовсе не уверен, что ты существуешь. Ты, верно, всем представляешься пожилым мальчиком, но мне это надо? Положа руку на сердце, я устал переживать все эти неприятности, отработав всю жизнь, как последний стокгольмский биндюжник. И что я имею? Только геморрой, прохудившуюся крышу и какие-то дурацкие письма в почтовом ящике».
На следующий день в дом Свантессона явился сам Карлсон. Это был маленький, толстый и самоуверенный человечек, за спиной у которого стоял упитанный громила в котелке. Громилу звали Филле, что для города Стогкольма в общем-то было обычно.
― Где отец? ― спросил Карлсон у мальчика, открывшего ему дверь. ― В заводе?
― Да, на нашем, самом шведском заводе, ― испуганно сообщил Малыш, оставшийся один дома.
― Отчего я не нашёл ничего под бочкой с дождевой водой? ― спросил Карлсон.
― У нас нет бочки, ― угрюмо ответил Малыш.
В этот момент в дверях показался укуренный в дым громила Рулле.
― Прости меня, я опоздал, ― закричал он, замахал руками, затопал радостно и не глядя пальнул из шпалера.
Пули вылетели из ствола, как китайская саранча, и медленно воткнулись Малышу в живот. Несчастный Малыш умер не сразу, но когда из него, наконец, вытащили двенадцать клистирных трубок и выдернули двенадцать электродов, он превратился в ангела, готового для погребения.
На следующий день его привезли на Второе еврейское кладбище в деревянном сундуке, купленным на деньги самого Карлсона.
― Господа и дамы! ― так начал свою речь Карлсон над могилой Малыша. Эту речь слышали все ― и старуха Фрекенбок, и её сестра, хромая Фрида, и дядя Юлик, известный шахермахер. ― Господа и дамы! ― сказал Карлсон и подбоченился. ― Вы пришли отдать последний долг Малышу, честному и печальному мальчику. Но что видел он в своей унылой жизни, в которой не нашлось места даже собаке? Что светило ему в жизни? Только будущая вдова его старшего брата, похожая на тухлое солнце северных стран. Он ничего не видел, кроме пары пустяков ― никчемный фантазёр, одинокий шалун и печальный врун. За что погиб он? Разумеется, за всех нас. Теперь шведская семья покойного больше не будет наливаться стыдом, как невеста в брачную ночь, в тот печальный момент, когда пожарные с медными головами снимают Малыша с крыши. Теперь старуха Фрекенбок может, наконец, выйти замуж и провести со своим мужем остаток своих небогатых дней, пусть живёт она сто лет ― ведь халабуда Малыша освободилась. Папаша Свантессон, я плачу за вашим покойником, как за родным братом, мы могли с ним подружиться, и он так славно бы пролезал в открытые стокгольмские форточки… Но теперь вы получите социальное пособие, и оно зашелестит бумагами и застрекочет радостным стуком кассовой машины… Филле, Рулле, зарывайте!
И земля застучала в холодное дерево, как в бубен.
Стоял месяц май, и шведские парни волокли девушек за ограды могил, шлепки и поцелуи раздавались со всех углов кладбища. Некоторым даже доставалось две-три девки, а какой-то студентке ― целых три парня. Но такая уж жизнь в этой Швеции ― шумная, словно драка на майдане.
И, чтобы два раза не вставать — автор ценит, когда ему указывают на ошибки и опечатки.
Внук графини (2020-03-16)
Вокруг ежедневно происходили куда более дикие вещи, чем он мог ожидать, когда отправлялся в путь. В Вене у него украли чемодан, а потом вернули. В Будапеште случайный попутчик, когда он отвернулся, вписал ему в дневник свои впечатления.
Впрочем, молодой Свантессон не ужасался. Путешествия ― а особенно путешествия делового человека, совершаемые ради заработка, быстро черствят душу.
Он медленно добирался к месту своего назначения, и вот, наконец, на повороте горной дороги перед ним открылся замок графа ― огромное, с множеством шпилей здание на холме.
Остановившись в придорожной корчме, он принялся ожидать аудиенции. Однако дни тянулись за днями, а молодой юрист, познавший науку сложения площадей и земельное право, всё жил в комнате, где тараканы были крупнее румынского чернослива. Но он не возмущался: дело стоило того ― за большие деньги его наняли для оформления земель графа, который славился богатством и чудачествами (эти качества всегда идут рука об руку). Свантессон приступил к работе, но держал парадный костюм наготове.