Живой журнал

— А мне такое не пойдёт, — Кузнецов ухмыляется. — А ты, зайка, учти: в туфлях ты смотришься куда как лучше, чем в этих своих кедах. Давай, носи каблуки, а то дай тебе волю — так бы по двадцать четыре часа в сутки и гоняла в своих «конверсах». Кстати, тебя до стоянки подбросить, а то вдруг свалишься и поползешь по дороге? В одной интересной позе… на четвереньках… как вчера, помнишь?

«Мда. Ты, Митя, не зайка. Ты, по ходу, безыдейный импотент, потому что применительно к этой девочке мне в голову пришла не одна, а сразу четыре позы». Я успел придумать еще две, когда я услышал:

— Очень смешно, Митя. И, главное, остроумно: представлять свою постоянную партнершу только на четвереньках.

Взгляды Файом и Кузнецова скрестились. Прошло несколько секунд, и вот оба уже смеются. Надо же, а они, оказывается, дороги друг другу. Была здесь и страсть, и любовь. Смотрю на эту пару и пытаюсь поймать нечто важное, что пока от меня ускользает.

— Так что, зайка, подвезти тебя до стоянки? — не отстает Митя.

— Нет, не надо. Я, пожалуй, пройдусь. Заодно и потренируюсь. — Файом обречённо глядит на свои модные туфли.

— Ну, хорошо. Тогда до встречи во вторник. Но если ты всё—таки передумаешь и в понедельник поедешь в «НОРДСТРЭМ», то скажи мне вечером, зайка. И тогда я буду у твоей стоянки ровно в девять утра. Как обычно, подхвачу тебя и завезу домой после работы. А ты ужином меня за это накормишь. Идёт?

«Фи, так Зайка ещё и попрошайка?»

— Нет, Митя, даже не ползёт: я в контору в понедельник не поеду. В полдевятого я отправлю тебе все файлы для «НОРДСТРЭМ», а потом сразу на дачу. Надо цветы посадить, а заодно, кое—что и для Эль сделать. Если что, позвони мне после десяти, поболтаем. Ну всё, хорошего тебе дня. Всё, laters — покедова…

«Покедова? Ай да Красная Шапочка, ну молодец. Ни спортсмену с Ламбетского моста не дала, ни мне в четверг, ни этому Зайке. Этому не дала, этому не дала и этому не даёт. Так, ну и что там Зайка?»

А Зайка кивнул, подхватил клетку с котом и пошёл, не солоно хлебавши, к своей машине. Через визор шлема вижу на лице Кузнецова горькое разочарование, но жалости к нему, по понятным причинам, абсолютно не испытываю. Красная Шапочка Файом насмешливо посмотрела вслед Мите, мазанула по мне глазами, опустила на лицо солнцезащитные очки и отправилась в сторону Профсоюзной. Мне интересно, куда именно она собралась. Подождав, пока отбудет намытый Митин «лексус», увозящий с собой несчастного графа—Зайку и его кота, пропускаю далеко вперед себя Красную Шапочку, завожу «BMW» и потихоньку двигаю следом…

Я ехал и смотрел, как изящно двигается эта странная, такая притягательная для меня женщина. Как прямо она держит спину и как мягко и женственно покачиваются под бежевым платьем её стройные бедра. Как легко и просто она идёт по жизни на нелюбимых ею каблуках, которые делают её нереальные ноги ещё длинней. И как она одним отточенным движением вскидывает руки вверх и на ходу превращает пряди волос в небрежный узел на шее. Я ехал и думал о том, что мой «объект» наверняка относится к тому редкому типу женщин, которые хорошо смотрятся как в одежде, так и без неё. И что этой Ирине Файом очень бы пошла загорелая нагота длинных ног и волосы по пояс. И что во всём её женственном и манящем, точно поцелованном солнцем облике, есть нечто для меня знакомое, потому что… вот же чёрт… вот же фак… Вот же гадство-то, а?! Да потому что я её вспомнил!

Чёрт, я знаю, кто она. Я не шучу. Я действительно знаю эту женщину. И я знаю её не с четверга и не со вчерашнего дня, а с того самого времени, когда мне было тринадцать и я ходил на английский язык. Это же внучка «училки» по английскому языку!.. Ирина Файом… Какая, к дьяволу, Файом, если она сто лет как Самойлова?! Сто лет назад я называл её Красной Шапочкой, а она меня — Серым Волком Андреем… Так, всё, приехали. Это ж надо было мне так захотеть её забыть, что я даже не смог её вспомнить? Ещё бы, с моим—то самолюбием… Тем более, что Самойлова мне ещё и в четверг промеж глаз закатала… И зачем я только к ней сунулся? Я же изначально не хотел к ней подходить. Моя память меня оберегала, моя память — мой самый преданный слуга и мой самый жестокий хозяин — никогда не подводила меня. Это я — я сам! — заставил свою память забыть о ней. Стереть Самойлову, как мучительный стыд, как ночной кошмар, как единственное своё поражение…

Мысли в моей голове больше не устраивают салют. Всё выстроилось в один ряд и стало предельно чётким. Когда до меня дошло, кто эта Ирина Файом, я чуть с седла не свалился. Теперь понятно, почему моё сердце сразу откликнулось на неё… Ничего себе развлечение судьбы. Ничего себе шутка Бога, по сравнению с которой «Cirque du Soleil» — хоровое пение на канале «Культура». А я ещё хотел сегодня вечером файлы её пропавшего брата посмотреть и понять, кто мог знать о нём в её окружении… Теперь и напрягаться не стоит, она сама всё расскажет моим сыскарям. И, кстати говоря, куда это она направилась?