Тако и не один раз случалось мне с удовольствием препровождать дни мои в течение твое, о изобильнейшее и даровитое время года! И тако или подобным тому образом можно провождать их и всякому, кто хотя несколько знаком с тобою, благодетельная натура, и имеет мысли и сердце, чувствительное в себе. Изобилие плодов, созревающих в сие время, так велико, что нет места, где б ни видимы были следы благодеяний твоих, и не от тебя уже, а от нас самих зависит извлекание из обозревания оных приятных удовольствий себе. Итак, не ты-уже причиною будешь тому, если мы сами не похотим пользоваться поводами, тобою нам к тому преподаваемыми.
Что касается до меня, то доколе не престанет в груди трепетать сердце мое, дотоле не престану я обозревать всегда все деяния твои и все то, что ни учинила и ни чинишь ты в пользу и удовольствие наше, и дотоле не престану благословлять тебя, Натура, за все благодеяния твои и посвящать Творцу миров трепетания сердца моего, радостию и удовольствием производимые.
7. К снегам при сошествии их весною (сочинено апреля 20-го 1794 года)
Где вы, о белые пушистые снега, покрывавшие до сего наши холмы и долины? Уже нигде-нигде более не видны вы! Уже не ослепляете вы зрения нашего белизною своею, уже не помрачаются очи наши при воззрении на вас при ярких лучах солнца мартовского. Вы не синеетесь уже вдали в тенистых долинах и не блещете на хребтах бугров высоких. Хладная земля не воздыхает уже под вами, обиталища мирных поселян не стонут от тягости бугров ваших, и кровли их не трещат уже под вами. Нигде-нигде не видит уже око, сколько ни ищет вас в странах, окрест меня лежащих.
Куда девались? Где сокрылись вы так скоро, снега белые и хладные, от нас? Дванадесять крат не возвышалось еще солнце из-за холмов на востоке, как белелись еще вы на хребтах оных, и пять крат не скрывалось еще оно за мрачные леса, как испещряли еще вы пологости долин наших! Око мое находило и видело еще вас. Но ныне – ныне нигде не обретает уже око и следов ваших! Иные виды сретаются уже с ним, и приятные зелени начинают заступать места ваши и утешать нас прелестьми своими.
Какой дух сокрыл вас от очей наших? Какая сила сделала вас и сделала так скоро и поспешно невидимыми для нас? Какая крепкая мышца совлекла с хребта хладные земли, зимний покров ее и ту белую одежду, сотканную из вас, в которую она облечена была? Как некаким волшебством во единый миг уничтожены вы и власно как некое сокровенное могущество, преврати вас в иной вид, поспешно скрыло и удалило от нас!
Нет! Не волшебное могущество произвело сие, а ты благотворное светило, греющее нас! Ты, толико милое и приятное нам, вешнее светлое солнце! Единое ты произвело сию чудную перемену и сокрыло так скоро снега от очей наших. Как в некаком горниле растопив лучами своими вещество оных, превратило ты вид их и, раздробив в мельчайшие части, заставило бежать по пологости холмов и бугров в долины и низы и, тамо совокупляясь, поспешно удаляться от нас. Дуновения теплых ветров, стремившихся к нам от южных стран, помогали тебе в том.
Я видел вас, части бывшего снега! как сбегались вы в новом виде своем, и любовался малыми сонмищами вашими, видел сбегание ваше с холмов и бугров и утешался поспешностью и струями вашими. Видел упадания ваши с крутизны и уступов и слышал шум, производимый вами. О, с каким скорым и сильным стремлением катились вы по излучистым низам и долинам! Какой шум и рев производили собою и как свирепствовали вы надо всем, сретающимся с вами. Власно как досадуя за превращение свое, изливали вы всю ярость над слабою и рыхлою землею и оставляли везде печальные следы быстрого бега и свирепства своего. Никакие оплоты не могли укрощать силу и удерживать стремительства вашего! Вы разрушали крепкие твердыни над собою и, расторгая все и все с шумом страшным, уходили из глаз и улетали, как на крылах ветреных, оставляя по себе единые отголоски, наводящие ужас и слышимые вдалеке при заре вечерней.