Живописатель натуры

С сим вожделением одним возвращаюсь я к вам, места любезные и драгие. Сего единого ожидаю я от вас в твердом намерении поспешествовать к тому и с своей стороны. Я постараюсь, колико можно, возобновить паки прежнее и тесное дружество между нами. Я буду видаться с вами ежедневно, буду посещать вас и все части и пределы ваши, посещать часто и не с одними телесными, но вкупе и душевными очами буду беседовать с вами, буду примечать все прелести и красоты ваши и натуры, производительницы вашей, буду извлекать из них утехи и удовольствия душе моей и в благодарность за то воспевать оные на сельской и простой лире своей. Авенезер! Сия гора милая и драгоценная мне будет свидетелем тому, и звук гласа моего при воспевании песней в похвалу вам почасту будет раздаваться на холмах сего Геликона моего и греметь в стенах храма, воздвигнутого на хребте его и моей музе посвященного.

11. К зиме при схождении оной и к половоди (сочинено в марте 1797 еще в Богородицке)

Уже! Уже ты отходить от нас, зима холодная, прочь и уносишь с собою все стужи и суровости твои. Ca всяким днем и с каждым часом уменьшается уже власть и могущество твое, и ты исчезаешь видимо при очах наших и готовишься паки сокрыться от нас. Се летит уже к нам, летит сама соперница твоя на хребтах мрачных облаков и парит на крылах ветров полуденных. Се приближается уже она, ополченная орудиями страшными и опасными тебе, и скоро, уже очень скоро поразит она тебя ударом гибельным и последним. Герольды ее, сей весны могущей, нам уже давно скорое пришествие ее предвозвестили. Уже прибыли и самые предшественники ее к нам. Они начали уже давно разрушать узы твои, коими связывала ты натуру до сего. Уже разрушились все спокойные и гладкие пути, нам тобою приготовленные, и исчезли все приятности твои. Око не видит более всех прежних красот твоих и не любуется ими, древеса не гордятся уже в одеждах пышных, сотыкаемых тобою, и не пленяют ум и зрение наше великолепием своим. Миллионы искр не блестят уже на мягких снегах твоих и не играют в глазах наших огнями разными. Вся белая хламида твоя, которою укрывала ты до сего наши холмы и поля, лежит тамо уже растерзанная ими, вся обезображенная и лишенная красот своих, представляет она уже зрелище, противное нам. А скоро-скоро уже нигде не видно будет и остатков ее. Уже превращается она в потоки водяные, и с каждым днем обнажается более лицо черное! Земли. Уже слышен треск и шум от разрушения оплотов твердых и оков, возложенных тобою некогда на воды. Уже освобождаются они от тягости ига сего и, получив свободу, удаляются прочь от нас, смешавшись с водами, происшедшими из снегов твоих, и при сильном стремлении своем ревут с шумом, слышимым далеко по зоре.

О, сколь великая перемена во всем и повсюду теперь! И какому страшному перевороту назначено свершиться в натуре прежде, нежели она уготовит путь для шествия грядущей и уже приближающейся весны, устелет его коврами драгоценными и усыплет цветами родов разных! Самые недра и внутренности Земли должны восстенать от оного, а на лице ее едва ли единое место, единая частица состава ее пребудет в покое, едва ли единая останется без потрясения. Все ощущает уже и днесь перемену великую в себе, а вскоре восчувствует и более того и перемену вящую и гораздо важнейшею перед сею. Ни едино творение, ни бездушное, ни одушевлённое, не останется без восчувствования чего-нибудь, а все и все восприимет соучастие малое или большое в перевороте сем общем и великом.

Какой сонм явлений разнородных представляется умственным и телесным очам моим, когда сии простру на видимое окрест себя, а те устремлю на предметы, отсутственные и незримые мною. Какой ряд сих предметов разновидных, где трогательных и жалких, где приятных и неприятных, представляется зрению моему, и какие разные движения производят они в душе и ощущания в сердце моем…

Здесь вижу наши холмы и поля, уже пестреющиеся всюду. От белого покрывала, под коим покоились они в зимние претекшие дни и ныне уже растерзанного на части, лежат тамо единые уже клочки в рассеянии, и самые те с каждым часом исчезают очевидно. Многие холмы и бугры власно как утрудясь под тягостию бремени, лежавшего на них давно, свергли с себя всю зимнюю одежду и спешат умягчать хребты свои для освобождения от оков зимы суровой все растения свои, долженствующие вскоре покрыть их бархатом зеленым, толико увеселяющим очеса смертных. Уже слух сих утешается громким пением первенцев вешних, гремящих в высоте над главами их и над холмами сими, освобожденными от снега.

Другие только лишь стараются еще свергать с себя зимнее иго и оказывать от часу более мрачное чело свое из-под белой одежды. Множество малых и больших потоков струятся во все стороны с них и стремительно текут вниз по наклонностям их в долины и низы.