Живописатель натуры

Не могу забыть, с каким удовольствием вступал я всякий раз в сей пышный и великолепный вход, в милую рощицу сию, и сколь много утешался вами, мальвы дорогие, при самом гулянии по оной. Где б я ни находился в сем лесочке, искусством произведенном, и по тропинкам ли ходил тенистым и изогбенным, по полянкам ли гулял прекрасным и отверстым, на лужочках ли стоял, покрытых мягкою и нежною травою, или отдыхал, сидючи на любимейшей лежаночке дернистой под тению илема широколиственного, осеняющего всю ее ветвями своими, как повсюду встречались вы с зрением моим и очаровывали оное милыми и прекрасными цветами вашими. Инде усматривал я вас стоящих на просторе во всей пышности и великолепии своем, инде растущих между дерев и украшающих зелень их собою, инде казались цветы ваши выросшими на ветвях высоких берез самых и придающими самым древесам красоту неописанную. В других местах казались гирлянды, сплетенные из листьев и цветов ваших, висящие с сучьев дерев разных и досязающими до земли самой. Тут целым площадкам и полянам придавали вы собою красу отменную и такую, какой они и в лучшее время года не имели. В иных местах видимы вы были, хотя не все обнаженные, но не в худшем, а еще в приятнейшем виде. Тут из цветов ваших только некоторые встречались с зрением моим при простирании оного сквозь густоту дерев, вокруг меня стоящих. По величине отверстиев и промежутков, остающихся между ветвями древес, видим был инде только один в вышине, инде два или несколько цветов в кучке и увеселяли собою зрение. Яркость колеров их при зрении из темноты увеличивалась сугубо и для очей, а особливо при вечернем солнце производила такое действие, какого изобразить немож-но. Все они и колера их, а особливо против солнца, казались неописанной красоты и такой живости, что все наилучшие краски им в яркости и красоте уступить долженствовали. Все красные и алые из них горели, как раскаленный уголь самой, и столь ярко и живо, что никакой кармин и никакая краска не могла никак уподобляться им, и все таковые производили в душе такое впечатление, которого приятность никак описать неможно.

Когда ж случалось идучи темною и тенистою дорожкою вдруг приближиться к сонмищу вашему, стоящему при отверстии и выходе из оной, то, о какое приятное чувствие производили вы в душе, встречаясь внезапно с зрением в полной пышности и великолепии больших пирамид своих и поражая око бесчисленным множеством цветов и смешением разных друг друга густейших и приятнейших колеров их. Всякой раз не было возможности проитить без того, что не остановиться на минуту и не полюбоваться красотами вашими.

Но можно ль описать все то, что производили вы тогда в садике моем и какую красу придавали ему собою в тогдашнее время. Несмотря на всю пустоту,» господствовавшую уже тогда в оном, превращали вы его в сущий Едем и делали столь приятным, что я не скучал посещать его всякий день и веселиться столько оным, что и поныне еще не истребились из души моей приятные впечатления, которые производимы были в ней тогда вами и красотами вашими.

О милые и любезные цветы! По самой истине достойны вы предпочитаемы быть пред всеми прочими. Ни которые из них не могут никак сравниться с вами и ни которые не могут придавать садам нашим толикого блеска и такого великолепия, как вы, и так много утешать зрение наше своими красотами. О как жалки сады и цветочные ревиры, не имеющие в себе вас! Как пусты и безобразны они без вас в конце лета и при начале осени. Нет в них в сие время ничего такого, что в особливости могло б приманивать к себе и, привлекая око зрителя, заставлять любоваться собою. Единые только плоды, где они есть или случатся, да и то великое только изобилие оных к произведению того способны. Но и сие всегда ли, везде ли и надолго ли бывает? По снятии ж плодов остаются сады без вас пустынями сущими и такими местами, в которые и заглянуть никто не хочет. Вы же, милые цветы, не только в сие время, но и далее, и по самую глубокую осень, можете собою поддерживать их приятности и делать их посещения достойными.

О как много теряют те, кои, имея у себя сады, а вас не имеют да и о заведении вас не помышляют и не стараются, коль многих удовольствий лишатся чрез то! Вы и самым простейшим и таким садам их, которые не имеют в себе ничего хорошего и ни к каким утешениям не способны, могли б уже собою придавать множество красот и приятностей и делать их и посещения и похвал достойными. Но что я говорю. Самым бездревесным огородам, самым овощникам могли б вы, милые цветы, придавать собою столько красот, что они могли б уже некоторым образом заменять недостатки садов самых и доставлять приятное гульбище для существ чувствительных и любящих себя веселить красотами натуры!