Живописец смерти

Становится теплее — наконец-то, — новые запахи поднимаются от травы, которая больше не скована морозом, от грязи, от проклюнувшихся листочков. Выйдя из автобуса, я снимаю зимнюю куртку, сворачиваю, держу обеими руками, словно сервировочное блюдо, которое я хочу подарить всегда шумной, «вечно расточительной нации, для которой Гдетотам — дом родной». Так назвал его жителей Флинт при нашей первой встрече. Я помню, как он раскинул руки, словно волшебник, предлагающий мне взглянуть на небеса. Но это Флинт: он может пойти куда угодно, и это место станет ему домом, где он будет превращать мусор в произведения искусства.

Я иду по улицам с выбоинами и трещинами в асфальте. Прохожу мимо парикмахерской Флинта, застывшей на углу, мимо Пророка, как обычно покачивающегося на своем посту. Лезу в карман за мелочью. «Спасибо вам», — говорю я ему, бросаю монетки в шляпу. На этот раз он ничего не отвечает, просто улыбается, продолжает петь.

Я проскальзываю между двух грязных зданий, ищу разрисованный граффити вход в переулок, сарай с большой красной буквой «М» на черном фоне, парня в шапке с «медвежьими ушками». И наконец вдалеке, вижу его, переулок, ведущий к Малатесте, с двумя красными буквами «Х» по сторонам. Мое сердце прыгает в груди, я иду к сараю, дверь в которой широко распахнута ветру.

Флинт сидит на корточках, по локти в краске и папье-маше, Гретхен и высокий мужчина-музыкант из здешней Нарнии тоже здесь, играют на укулеле[150], поют что-то несвязное, резкое.

Он слышит мои шаги, поднимает голову.

— Ло! — Вскакивает, вытирает руки о штаны и выводит меня из сарая в переулок и на улицу, прежде чем я успеваю взглянуть на его новую работу. — Первый набросок, — объясняет он. — Ты уж извини, что я такой грязный. Не ожидал сегодня королевского визита, хотя… надеялся на это. — Он улыбается. — Как поживаете, леди Ло?

— Жива, — отвечаю я. — Думаю, это что-то да значит.

Он хватает меня за руку, сжимает своей. Теплой. Линии на наших ладонях соприкасаются. Я не отдергиваю руку.

— Итак, что ты делаешь сегодня вечером? — спрашиваю я.

— Г-м-м… если забыть об организации наступления моей армии крыс на Вашингтон… ничего. — Он смотрит на меня. — А кого это интересует?

— Меня, — отвечаю я твердо. — Я хочу… я хочу, чтобы мы встретились этим вечером.

Он сдвигает брови. Смеется.

— До завтра не дотерпишь, да?

— Если на то пошло, сегодня вечером… выпускной бал. — Я сжимаю его руку, три раза, в быстрой последовательности. — И я хочу пригласить на него тебя как моего кавалера. — Я прикусываю губу и смотрю на него. — Ты понимаешь, отблагодарить за спасение моей жизни и за все.

На его лице написано удивление, он отпускает мою руку, тянется к ветке, срывает зеленый листок, растирает пальцами.

— Ты уверена?

Я не уверена. Совсем не уверена. Собственно, от этой идеи мой желудок завязывается узлом, но я все равно киваю. «Да, определенно, на сто процентов».

— Умеешь ты убеждать, Ло. — Он смеется, но тут же его голос становится серьезным. — Ты понимаешь, что снова просишь меня покинуть Гдетотам, а я дал слово никогда этого не делать, если только речь не идет о спасательной экспедиции.

У меня сжимается сердце.

— С другой стороны, — продолжает он, поворачиваясь ко мне, когда мы подходим к старой купальне для птиц, месту, где заканчивается Гдетотам и начинается остальной мир, — никогда не говори «никогда».

Медленно — прямо-таки застенчиво, — он поднимает на меня глаза. Вновь берет меня за руку, приближается на крошечный шаг. Потом еще на один. И еще один шаг в великое запределье.

— Один маленький шаг для человека… — говорит он, его губы растягиваются в улыбку.

— Один гигантский прыжок для человечества[151], — заканчиваю я, мы оба смеемся, он прижимает меня к груди. Мы обнимаемся, покачиваясь долгую минуту, и я чувствую мышцы спины под его рубашкой.

— Посмотрите на нас, — театральным голосом возвещает Флинт, размыкает объятия, чтобы взять меня за руки, — застрявших посередине, на границе между двух миров.

— Я думаю, здесь нам самое место, — отвечаю я, а вдали уже появляется автобус номер 96, гремит, проезжая по кварталу. Я вырываю листок из блокнота, который достаю из рюкзака, и записываю адрес. — Заедешь за мной в восемь?

— Будь уверена, — говорит он, когда автобус шумно останавливается у тротуара. Вновь пожимает мою руку своей, на долгую теплую секунду. В душе взрываются фейерверки, когда я захожу в салон и нахожу место в дальнем конце. Смотрю на него через окно, все еще стоящего на тротуаре, салютующего мне, когда автобус, закрыв двери, набирает ход.

* * *

Менее чем за час до прихода Флинта я снимаю с плечиков бюстье Сапфир, пробегаюсь пальцами по черной сверкающей материи, прикладываю к себе, смотрюсь в зеркало. В голове возникает короткая мысль: «да». Один раз. Этого достаточно. Я надеваю бюстье и чувствую Сапфир вокруг меня, как и всегда, нас двое, мы, безумно-нервные, вместе одеваемся к нашему первому выпускному балу.