Живописец теней

Пока Луиза доставала из сумочки подарок, Иоаким, воспользовавшись восторгами Винсента, смешал карты. Последние полгода он регулярно виделся с бывшей женой. Она очень помогла ему организовать юбилей, и его поразила мысль, что от его семейной жизни ничего не осталось, только она одна. С их общими друзьями он не виделся. Среди гостей вообще не было никого из старых знакомых. Поздравить его пришло пятнадцать человек, и среди них такая редкая птица, как порнозвезда Кларенс. Вечер в общем удался, хотя и был немного сумбурным, как всегда бывает, когда собираются незнакомые и полузнакомые люди. Тоста было только два. Луиза вспомнила их общую молодость, тактично воздержавшись от оценок, а потом говорил Карстен. Иоаким, мучаясь, слушал, как Хамрелль описывал его как в высшей степени надежного друга, которому можно доверять безоговорочно. Лина, сидевшая рядом с говорящим, не смогла удержаться от улыбки. На банкете был и неожиданно свалившийся на голову Хамреллю его латиноамериканский сын Фидель. Этот восемнадцатилетний поклонник Кастро и будущий студент-медик, не знающий шведского и едва говорящий по-английски, занимал все время отца, что давало Лине и Иоакиму неслыханные возможности для блуда. Зачем он приехал и сколько собирается здесь пробыть, так и оставалось загадкой.

– Мне на работу звонил твой приятель Карстен, – сказала Луиза, читая, как обычно, его мысли, – не знаю, где он раздобыл номер. Наверное, я обмолвилась на твоем юбилее, сказала, где работаю.

– Что он хотел?

– Искал тебя. Был очень недоволен. Говорит, у тебя отключен мобильник. Я ему сказала, что ты у меня, пасешь Винсента. Он сказал, что это очень спешно, так что я дала ему домашний номер. Он не звонил?

Вообще-то телефон звонил, но Иоаким, к счастью, не взял трубку. Ничего хорошего этот разговор не сулил. Он включил мобильник и посмотрел на дисплей: семь пропущенных звонков. Три от Эрланда, остальные от Хамрелля.

– Ты ведь спишь с его подружкой? – прямо спросила Луиза.

– Может быть, да, может быть, нет. Значит, ты дала ему домашний номер?

– Он сказал, что это очень срочно. В подробности не вдавался.

– Номер узнать – ничего хитрого. Один звонок в «Эниро». Держу пари, что это его сынишка ему что-то наболтал.

– Боже мой, Иоаким… Сколько ей лет? Двадцать три?

– Двадцать два, если быть точным.

Даже на банкете они не могли удержаться… Так уж он устроен, как-то подумал он, невозможно бороться против своей сущности… Его тогда беспокоил Фидель, наверняка хорошо знакомый с карибской манерой ухажерства. Он помнил, как тот поглядел на него, когда они с Линой вернулись якобы с перекура.

И что теперь делать? Просто сбежать? Карстен наверняка уже гонит машину, нарушая все правила, чтобы успеть в Эншеде и пробить череп своему неверному компаньону. Надо было уносить ноги, но он почему-то решил дожидаться судьбы.

– Понимаешь, я влюблен в нее, – сказал он. – Знаю, знаю, это звучит дико, но что делать… Может быть, просто признаться во всем Хамреллю?

– Нельзя влюбиться в двадцатидвухлетнюю девицу. Придумай формулировку получше.

– Плевать на формулировки. Я говорю правду.

– Я тоже влюблен, – сочувственно заявил Винсент. – Во фрекен Камиллу. Еще как влюблен! Но я обещал жениться на маме…

– Надо позвонить Лине. Мы договорились встретиться вечером. В отеле…

– Как романтично!

– Моя жизнь – хроническая катастрофа, Луиза. А в довершение ко всему эта двадцатидвухлетняя пригородная принцесса вовсе меня не любит. Знаешь, какая моя главная проблема? У меня нет ни грамма самоуважения!

– Может быть… Винсент, ты не мог бы пройти в свою комнату на минутку? Нам надо поговорить!

– К тому же я и сестре устроил веселую жизнь… Ввязался в аферу не с теми людьми, продал поддельные картины профессиональным преступникам…

Через несколько минут, если посмотреть со стороны, где Иоаким охотнее всего бы находился, ситуация выглядела вовсе не настолько критической. Посторонний наблюдатель заметил бы вот что: Винсент, погруженный в покемоновские карты, скрылся в своей комнате – пусть взрослые поговорят о своих взрослых глупостях. А у калитки в эту же секунду остановился оливкового цвета джип с двумя пассажирами. Один из них, молодой человек с едва уловимыми нордическими чертами, вступающими в непримиримый контраст с индейским цветом кожи и чернейшей шевелюрой, остался в машине. А второй, под два метра ростом, лысый и тучный, в потертых тренировочных штанах, в несколько прыжков добежал до крыльца. Наблюдатель посчитал бы, что в его внешности нет ничего угрожающего – он совершенно не выглядел как обманутый муж, желающий отомстить своему обидчику и совершить crime passionel[145].

– Нам надо уехать из города, – сравнительно спокойно, если не считать одышки, сказал он. – Причем немедленно. Мы по уши в дерьме!

Карстен объяснил своему чуть успокоившемуся пассажиру, что произошло, только когда они выехали на скоростную магистраль Е-4 и взяли курс на юг.