Живописный труп

– Кондитерская. У них раньше было мало клиентов. Я к праздникам на подарки закупал. А теперь они даже расширились. Все меняется.

Смородина поднялся на второй этаж. Ему ясно сказали, где комната Жанны, но у образа задумчивого очкарика есть свои преимущества. Он постучал в ближайшую дверь. Ответа не было. Он нажал на ручку и вошел. Это была небольшая гостевая комната. Под столом лежали гантели и в большом количестве валялись пакеты из-под чипсов. На столе стоял компьютер. У кровати располагался большой плоский телевизор и подсоединенная к нему игровая приставка. На столе аккуратно в стакане стояли ручка и фломастеры, лежали журналы Men’s Health и учебник «Лечебное дело».

Дверь открылась.

– Что вы здесь делаете?

В голосе Оскара не было агрессии.

– Ищу Жанну.

– Вам дальше, пойдемте покажу.

– Я и удивился. Больше на комнату моего сына похоже. Кстати, это хорошие чипсы?

Оскар улыбнулся.

– Так, ничего.

– Я слышал, вы учитесь?

– Готовлюсь, да, поступать.

– Что-то связанное со спортом? Вы в прекрасной форме, можно позавидовать.

– Это еще с армии. Но я не хочу в сорок лет охранять в магазине сумочки. Хочется приносить пользу. Сейчас медбратьев не хватает, нужны люди. Нормальные деньги платят.

– Вам интересно с дядей?

– Это работа. Он жесткий. Проблемы с памятью. Но за это и платят.

– А какие у вас отношения с другими членами семьи?

– Вежливые. За кого вы меня принимаете? Я не обсуждаю работодателей.

– Мудро. – Тут Смородина вспомнил, как Оскар при первой встрече указал на истеричность Жанны. – А как вы попали к Афанасию Аркадьевичу?

Оскар рассказал, что встретился с дядей случайно. Приехал в Москву, снял комнату неподалеку, потому что дешевле. Как-то на прогулке они разговорились. Дядя был недоволен своей профессиональной медсестрой – она очень много болтала, побуждала его писать мемуары, расспрашивала о сослуживцах. Поэтому он ее уволил, несмотря на ее сопротивление, слезы и даже попытку угроз. И нанял Оскара, поставив жесткое условие – молчать. Никаких разговоров по душам, вопросов не по делу и приторно-вежливых разговоров о погоде.

– Например, недавно мы гуляли втроем. Я вез коляску. Она может и сама ехать, но на улице обычно я ее вожу. Племянница шла рядом. Вдруг какая-то рыжая бабка выросла как из-под земли: «Жанна! Жанна? Ты Жанна или нет?» Та испугалась, до сих пор дрожит. Мы прошли мимо, я начал ее расспрашивать, так он мне чуть ли не увольнением пригрозил. При нем ни одного лишнего слова. Жесткая субординация.

– А когда это было?

– На выходных, кажется. В воскресенье.

– Вы не помните, как звали вашу предшественницу?

– Татьяна. Я мало с ней общался.

– Мне нужна помощница для родственника, он болеет. А тут проверенный человек. Мой родственник как раз любит общаться, судя по тому, что вы описали, она идеально подходит. Вы не могли бы найти номер ее телефона?

Оскар пообещал посмотреть.

Платон Степанович вернулся к мангалу на лужайке перед домом. Жанна сидела рядом с матерью, закутавшись в плед с этническим рисунком. Было ощущение, что ее только что бил озноб либо она две недели просидела в землянке, где смотрела на ноутбуке только фильмы ужасов. Платон Степанович подумал, что то, что он принял за театральный образ при их первой странной встрече, было для нее естественным поведением. Они с матерью были мало похожи. От Эльвиры буквально веяло спокойствием и благополучием. У нее посветлело лицо, когда она обратилась к дочери:

– Жанночка, что же ты не побеспокоишься о шашлыке для Оскара? Надо быть заботливой девочкой.

Дочь поднялась, безо всякого энтузиазма набрала в тарелку мяса, овощей и пошла в дом. Смородина, который слушал этот диалог, опять почувствовал нечто, что он никак не мог сформулировать. В Эльвире буквально пробуждалась жизнь, когда она обращалась к ребенку. Такую любовь невозможно было подделать, потому что сыграть можно мимику, но не химию. А Жанна? Она казалась безразличной.