– Она влюблена, как вы думаете? Или просто хочет поступить вам назло?
– Нет, ну что вы? – Она улыбнулась. – Жанна знает, что я жизнь готова за нее отдать. Может, она и хочет независимости, я это только поощряю. Но не такой ценой. Он опасный. Я таких людей чувствую, столько пережила. В конце концов, забрал бы деньги, только бы ребенка моего не трогал. Но он ведь и ее может отравить.
– Можно написать заявление в милицию.
– И потерять дочь?
– Трудная задача.
– Есть правда вероятность… Жанна как-то видела, что наша домработница плохо промывает посуду. Может, в чашке остался токсин? У нас же все средства натуральные, без красителей и ароматизаторов. Но я не знаю, сколько же это надо оставить в чашке, чтобы отравиться. С Тосей после этого я жестко поговорила. Скажите, а есть ли способ, если они и поженятся, признать потом этот брак недействительным? Однажды она очнется, я думаю. Как-то так показать, что вот он же имел преступные помыслы.
– Нет. Если только выяснится, что она была недееспособной.
– Нет, ну что вы такое говорите! Не становитесь в один ряд с ужасными людьми, которые говорят такое! У Жанны сейчас становление характера, а люди видят в этом подвох. Честное слово. Сами, что ли, родились готовыми? Сразу умными?
– Есть же еще один жених?
– Да, ею интересуется один приятный мужчина. Он заезжал недавно, у нас еще Аня была в гостях. Но Жанночка отвергла его, сказала – некрасивый и жестокий. Она еще не понимает. Главное – обеспеченный, то есть ему, в отличие от Правдорубова, не деньги нужны.
Это Березину не нужны деньги? Да если бы луна упала на его дом, он, волоча раздавленную ногу, поспешил бы оформить ее в свою собственность. Что за странная иллюзия, что если человек богаче тебя, то его интерес бескорыстен? Откуда у него по-твоему деньги? Эльвира была довольно-таки наивна.
– Но нет, ей мил лупоглазый. Должен же быть какой-то способ уберечь ее. Закон должен защищать от мошенников.
Адвокат понял, что жизнь ее ничему не научила. Как говорится, пешеход всегда прав, но не всегда жив. Так и с мошенниками. В ряде случаев да, закон защищает. Но все-таки лучше превентивно самим.
– А когда Анна заезжала?
– В воскресенье.
– Вы давно с нею знакомы?
– Нет, в клубе познакомились. Я уверена, что Правдорубов – имя вымышленное. А эти его непонятные картины? Он даже рисовать не умеет. То ли дело Мылов.
Смородина вспомнил, что на портрете Мылова Эльвира была одета в белый с люрексом костюм с меховым воротником, у нее была осиная талия. Ее не портили ни рыбьи глаза, ни бархатный занавес, который буквально пах нафталином. Мылов нарисовал не молодую симпатичную особу, а куклу с теми атрибутами богатства, которые были распространены в среде его заказчиков.
– Вам нравится ваш портрет?
Эльвира улыбнулась.
– Очень. Я такой никогда не была.
– У вас не просят эти работы на выставки?
Эльвира содрогнулась.
– Будь моя воля, я б вообще убрала портрет Абрамова. Но Жанне нужна здоровая картина семьи, чтобы она чувствовала за своей спиной обоих родителей… Нет, не просят.
– А почему ваш гражданский супруг не уничтожил ваш портрет, если он сжег даже общие с Жанной фотографии?
– Случайность. Оба портрета дочка нашла в чулане, среди хозяйственных вещей, свернутыми в рулончик. Как живопись не осыпалась! Я думаю, это дядя сохранил. – Она улыбнулась. – Знаете, он только выглядит суровым. В детстве во время каникул Жанна просила у него фонарик, чтобы читать под одеялом, и просила папе не говорить. Он так и не сказал.
Она сделала паузу. Платон Степанович отметил, что она говорит о брате своего бывшего мужа подчеркнуто вежливо, отстраненно, как бы боясь обнаружить искреннее отношение.
– Наверняка для Правдорубова его картины – способ скрыть настоящую деятельность. А на самом деле он, например, продает наркотики! Деньги на нее он не тратит. Это очень хорошо, что вы с ним поговорите. Вы мужчина умный, выдержанный, дальновидный.
Близорукому Смородине особенно понравился последний комплимент. Он лишний раз подумал о том, что добрые люди не понимают кровопийц, мысли не допускают, что те совершенно другие и устроены иначе. И иногда, к сожалению, слишком дорого за это платят. Еще одна мысль кружилась у него в голове назойливо, как комар. Комар, кстати, тоже кружил рядом. Вечерело.
«Да ну, бред, – сказал сам себе адвокат. – Такого не может быть. В XXI веке».
Эльвира стала чуть более откровенной.
– Никому не пожелаю оказаться вот так на улице, как я пятнадцать лет назад. У меня были некоторые сложности с законом. Наверное, все на моем месте говорят, что незаслуженные. По форме – за дело. А вот по сути… Вы не представляете, как я росла. Мать на меня так смотрела, как будто у нее дома не дочь появилась, а какая-то чужая неприятная тетка, которую она по закону обязана кормить. Отец был ведомый, во всем ее поддерживал, и в презрении ко мне тоже. Как это не совпадало с тем, что предлагается думать о семье.