У индейцев Северной Америки было более двух десятков различных охотничьих плясок — волка, лисицы, бизона, медведя, койота, лося, лошади, норки, змеи, совы, рыбы. Североамериканские степные индейцы племени манданов в ожидании прихода стада бизонов плясали бизонью пляску. Каждый индеец имел маску и шкуру бизона с хвостом. Часть индейцев плясала в этих костюмах, а другая часть изображала охотников, подкрадывающихся к бизонам. Зрители стояли в ожидании с луками и стрелами в таких же костюмах. Уставший танцор наклонялся, в него «стрелял» охотник, зрители вытаскивали «убитого» из круга, и на его место становился новый танцор. Эта пляска могла продолжаться несколько дней и ночей, а иногда и недель, пока не приходили бизоны. Во время пляски воспроизводилась вся сцена охоты на бизонов. Индейцы племени сиу перед охотой на медведя в течение нескольких дней исполняли медвежий танец. Один из наиболее уважаемых участников его надевал на себя медвежью шкуру с головой, остальные надевали маски из медвежьих голов, все подражали движениям медведя, громко рычали.
Изображение человека,
Отправляясь на охоту, охотники Африки плясали, изображая разных животных. Для того чтобы передать сходство с изображаемыми животными, танцоры надевали специальные деревянные маски, имитирующие морду животного. Кроме того, танцор подражал движениям и повадкам животных. Позднее маски стали более стилизованными. Африканские зулусы перед охотой на оленя разыгрывали пантомимы, участники которых изображали оленей и охотников. Негры Экваториальной Африки перед охотой на гориллу разыгрывали сцену «Охота на горилл». Охотник, игравший роль гориллы, делал вид, что его убили.
Помимо охотничьих плясок известны и другие магические обряды привлечения зверя. Например, обряд привлечения охотничьей добычи у чукчей и эскимосов состоял в том, что специально изготавливались и выставлялись наружу из жилищ магические доски с изображениями на них различных пород животных: оленей, песцов, тюленей, моржей, китов, рыб, плывущих в сети или попадающих под выстрел из лука. К тюленьей сети чукчи привязывали фигурки тюленей, чтобы облегчить себе промысел. Ханты ставили изображения рыб на берегу реки головой в том направлении, в котором должна была идти рыба.
Очень интересен обряд добывания удачи у эвенков. Сущность его состояла в магическом убиении животного. В случае неудачной охоты охотник делал изображение животного (лося, оленя), а также маленький лук и стрелу, уходил с ними в тайгу, ставил изображение животного и стрелял в него из лука. Иногда на изображение перед выстрелом набрасывали аркан. Если изображение падало, то охота должна была быть удачной. Охотник имитировал разделку туши, прятание ее, «брал» часть ее с собой домой. После этого он отправлялся на настоящую охоту. Если изображение животного не падало, делали изображение собаки, били его, бросали и снова стреляли. У эвенков р. Сым известен также древний обряд икэнипкэ — древняя охотничья мистерия, основу сюжета которой составляет погоня за божественным оленем, убиение его и приобщение к его мясу.
Как видим, некоторые обряды тотемического и промыслового культов близки: тотемические и охотничьи пляски, запрет убивать тотем и извинительные обряды. Возможно, что в промысловом культе следует различать два этапа: промысловую магию, направленную на само животное, и собственно промысловый культ с почитанием и умилостивлением духов-хозяев. На первом этапе промысловый культ еще не оформился в систему, здесь он тесно связан с тотемизмом. Примером такого неоформившегося промыслового культа, а точнее — промысловой магии, вероятно, являются некоторые представления и обряды австралийцев, для которых более характерен, как мы видели, тотемизм. Так, австралийцы считали, что собака динго понимает человеческую речь. В некоторых районах Австралии животное не убивали в спящем виде, его будили, чтобы дать шанс на спасение. Для обеспечения удачной охоты охотники рисовали изображение кенгуру на земле и бросали в него копья; охотники с копьями и в костюмах, стилизованно напоминающих животное, исполняли пляски кенгуру. Австралийские женщины во время рыбной ловли сидели в лодке и пели песни, в которых просили рыбу идти на крючок.
Но мы должны оговорить условность такого деления промыслового культа на два этапа. Вопрос этот еще недостаточно изучен. Дело в том, что представления о духах-хозяевах и обряды по отношению к самому животному известны у народов с одинаковым уровнем развития. Более того, они встречаются в одну и ту же эпоху. Однако психология первобытного охотника изучена еще очень слабо, и у нас нет уверенности в том, что мы просто не имеем более точных данных и не знаем, кому предназначались эти обряды — животному или его хозяину.