Животный мир людей

– Знаешь, давай на сегодня прекратим этот разговор, мне противно врать, поэтому я и покончила с историей моего «омоложения», а рассказывать тебе обо всем, что было в жизни за прошедшие годы, наверное, не стоит. Неинтересно все это, гадко! Если хочешь, могу дать домашний телефон, у Федора мобильный есть, но я, как только развода дождусь, сразу номер поменяю. Ну что, давать?

– Д-да, конечно, обязательно, – обалдело уставившись на свою собеседницу, протянул Олег Петрович. Когда Марго ушла, он еще постоял немного и, бормоча себе под нос что-то о чертях, которые в тихом омуте изволят водиться, тоже вышел из кафе и направился к метро. Теперь он очень сомневался в своем умении понимать людей и верно их оценивать. Вот, например сын, он долго считал того чуть ли не ребенком, несмотря на возраст и даже на то, что Федор воевал, наверное, привычка быть главой семьи, отвечать за нее не давала реально взглянуть на ситуацию. Невольно Олег Петрович стал вспоминать: вот Федор защитил его от пьяного, вот Тамара пытается ему рассказать о каких-то своих проблемах, а он отмахивается, говорит, что завтра встретит ее после работы и они все обсудят. Вот Марго сидит и делает эскизы входной группы для Дома культуры, который они с Игорем проектируют. Со своим восприятием Федора он разобрался, теперь относиться к сыну, как младшему члену семьи, стало невозможно, они равноправны во всем. С Тамарой уже ничего не поправишь, нет ее. Тогда, давно, Олег даже не вспомнил о разговоре с женой накануне ее гибели, и только теперь пришла в голову мысль: а если Тамара знала своего убийцу, если ограбление все же было имитировано, если все было не так, как говорили в милиции. И все эти годы он занимался архитектурой, вспоминал жену, переживал, помнил и… ничего не делал, не требовал от милиции, не ругался, не искал, наконец, сам того, кто лишил их с сыном жены и матери, просто смирился. Слабак, слюнтяй, паршивый интеллигентишка, годный только на то, чтобы фантазировать и рисовать, и не способный реально защитить свою семью или хоть отомстить за нее! Глядя на себя теперешнего и помня себя прошлого, Олег Петрович пришел к печальной мысли, что он, как говорил когда-то его отец, «никчемушник». Словно услышав на расстоянии эти мысли, позвонил старый приятель Юра, постоянно живший в Тбилиси. Давным-давно они вместе служили в армии, еще в советские годы, Юра и тогда точно знал, что будет работать в милиции, туда он и пришел устраиваться, едва вернулся в родной город. Теперь он занимал большой пост в своем ведомстве, умудрившись усидеть в начальственном кресле при всех правителях, регулярно сменявшихся в стране, но в Москву раньше не приезжал, может, действительно не было времени, а может, не хотел «дразнить гусей» в виде своего руководства. В этот раз звонок был из Москвы, с Петровки. Олег Петрович услышал знакомый акцент и даже переспросил: «Юрка Шанидзе, это точно ты?»

– Слушай, зачем спрашиваешь, а? У тебя что, много грузин знакомых? Я это, единственный и неповторимый! Олежек, встретиться бы надо, у меня к тебе просьба есть. А еще есть хорошее вино. Жена тебе передала, Нателла, а еще всякое такое, что только она делать умеет. Ты как, через пару часов сможешь? Про ужин в ресторане даже не заикайся, у вас в Москве цены такие в кабаках, что дешевле будет в Тбилиси слетать поужинать. Может подскажешь, куда податься бедному грузину?

– Давай лучше ко мне, у меня и жить можно, мы ведь с сыном вдвоем, а квартира большая, – радостно проговорил Олег Петрович. Договорившись встретиться во второй половине дня, они простились. Встреча получилась такой легкой и теплой, будто и не расставались на долгие годы. Шанидзе к своему огромному росту добавил еще и приличный живот и, глядя на своего отнюдь не маленького друга сверху вниз, рокотал:

– Ну ты вообще не изменился! Как был тощий, так и остался, даже приличного живота не смог отрастить, как тебя только дома терпят! – И тут же осекся: – Ой, прости старого дурака, ты, насколько я помню, так больше и не женился».

– Юр, давай сперва посидим, поедим, выпьем, а потом обменяемся просьбами, у меня к тебе тоже появилась просьба, не сможешь так не сможешь, без обид!

– Хорошо, давай, но имей в виду, что если не съешь все, что Нателла прислала, я страшно обижусь! У меня даже вещи в чемодан не вошли, так много гостинцев она для тебя напихала.

Шанидзе начал выкладывать на стол банки, свертки, пакеты, затем извлек из одного свертка большую бутыль домашнего вина и с довольным лицом водрузил ее на середину.