Живу, пока люблю

— Вот и не прав ты. Если он начал помогать, то уже несёт за тебя ответственность, ты как бы под его крылом. Он — тебе, ты ещё кому-нибудь… Цепная реакция.

Схватившись за живот, Евгений повалился на тахту.

— Погоди, принесу воды. Потерпи.

Илька приподнял его голову, поил, боль не утихала. Тогда он положил руки на его живот:

— Я тебе помогу Рейки-энергией…

От рук Ильки шло тепло. Даже, скорее, жар. Но боль усилилась. Евгений вывернулся из-под его рук.

— Потерпи, сейчас пройдёт, сначала обнаружит боль, а потом лечит. — Илька снова потянулся руками к его животу.

— Зачем? Я хочу сдохнуть. Не трать на меня время.

— Это уж моё дело, на что и на кого тратить время. Я тебя уважал, а ты слабак. Ты сдохнуть хочешь не потому, что не способен свою любовь к Елене активизировать, что спешишь к Елене перебраться, а из трусости. Да, ты трус. Как только какая проблема и ты не можешь разрешить её, так, хлоп, в бездействие, как барышня — в обморок! Вместо того, чтобы объявить бой обстоятельствам, болезни, своему характеру. Почему ты не борешься за свою жизнь? Слабак. Да я тебе приказываю: встань и начни новую жизнь. Твой рак — тут! — Илька хлопнул себя по лбу. — Ты врёшь насчёт того, что тебя ничто не привязывает к жизни, ты следишь взглядом за Вадькой и Варварой, ты их раб. Но им не нужно, чтобы ты исполнял их мелкие желания. Ты должен дать им то, что должен дать отец: статус, образование, волю к жизни. Именно сейчас ты нужен им больше всего в жизни. А ты в кусты: ничего не знаю, ничего не слышу, ничего не вижу.

— Что ты на меня кричишь? Выход предложи.

— К Вортону. К врачу. Физкультура. Диета. Я тоже помирал. Совсем себе сорвал желудок. И депрессия была, может, ещё и посильнее твоей. Сотый раз повторяю тебе! — кричит Илька. — Ты не виноват в Елениной смерти. А на моём счету — две смерти, один я виноват в них, это я не сумел нормально организовать поход. Плевать на причины — молод, неопытен, мне оправданий нет! Я обязан был всё проверить и разоблачить преступников в университете, которые подсунули нам гнилые верёвки, сам должен был проверить сводку погоды, а не доверять равнодушным чиновникам! А уж об Игоре и слова не скажешь, моя вина! Нашёл место и время объявить ему: мол, мы с Алей женимся. Из-за меня замёрз парень.

— Но ты ведь не думал, что он — такой дурак, что он останется сидеть на пепелище вашего костра?! Ты-то был уверен, он следом пойдёт!

— А ты бы пошёл следом, если бы я сказал тебе, что с Еленой мы решили пожениться? Идиот был. Зелен, глуп. Погубил мужика. Хороший он был человек. Сильно Алю любил! Когда я осознал свою вину, что, я не мог, как ты, — носом к стене? Ещё как! А я стал работать над собой, занялся йогой. Пошёл на семинар Рейки. Я схватился за книжки: что открыто людьми — во спасение души и здоровья? Рамачарака, Рерих, Блаватская, Шелтон, Брегг, Уокер… их тьма, тех, кто врачует душу и тело, тех, кто вылечил себя и других. В других книжках я вычитал, что нужно простить всех, кто нанёс тебе обиду, и прежде всего — самого себя. Я у Бога выпросил прощение себе за всё зло, что я причинил людям, за каждое резкое слово — всё припомнил себе! Освободился от грехов. И простил всем тем, кто мне причинял зло. И, как видишь, жив. И не только жив, полон сил, энергии. И чувствую сверху благословение Бога.

Илька стоял над Евгением и говорил так, как говорят тупым ученикам, разделяя слова по слогам, повторяя каждое слово, повышая голос. И голос этот вымывал из Евгения мёртвые клетки, порождал новые, поил и кормил их.

Евгений трогает грудь — каждая клетка оттаивает болью, начинает жить.

— Помнишь наши походы? Сколько раз мы продирались сквозь чащи и болота, выплывали из бурных гибельных рек! Ты в буран остался жив, потому что не думал о себе, а думал о том, как спасти Элку. Сейчас думаешь только о себе. Если бы тебе тогда показали тебя сегодняшнего, представляю твою рожу: сколько презрения ты бы вылил на бедную голову слабака! А люди делятся на слабаков и людей. Ты никогда не был слабаком. Главный твой враг сейчас — ты сам. Начни бороться с собой, позволь любви овладеть тобой снова.

Боль отпустила.

3

— Ты только верь, — сказал ему Илька у подъезда врача.

Врачом оказался длинный, лёгкий, льняной и светлоглазый парень, почему-то в женской кофте. Талия его была перехвачена тугим поясом.

От его рук, как и от рук Ильки, шло горячее тепло. Это не были руки Порфирия, но они тоже уничтожали боль.

Врача звали Виктор. По тому, как он после осмотра смотрел на Евгения и Ильку, было ясно: дело плохо, хуже некуда.

Врач вышел вымыть руки, а вернувшись, стал вытаскивать из шкафа одну за другой небольшие пластмассовые бутылочки. Он ничего не говорил — казался озабоченным.

— Помнишь, мы на лыжах ходили под Серпуховом? — шепчет в ухо ему Илька. — Солнце, небо без облачка. Смотрю, куст огня несётся через поле к лесу. Это был ты — рыжий, сильный! Ты будешь жить. Слышишь?

— Женя, я хочу поговорить с Ильёй, — говорит Виктор.

— Чего там! Рак у меня, печени и лёгких. Да ещё, наверное, и метастазы. Я не возражаю подохнуть, пора!