«Ах да, надо ответить, а то еще черт те что подумает». И он сказал сухо, отклоняя какую-либо интимную-доверительность в отношениях с секретарем:
— А я и не собирался свататься. Да и ты не сваха. Па должности интересуюсь. Мне полагается знать всех селян.
— Полагается, — поспешно согласился Филь и вроде без особого значения, безразлично так добавил: — Озыр-Митька метит Эгруньку в жены своему приемышу Яран-Яшке.
Как он и предполагал, Куш-Юр заинтересовался новостью.
— Яшке? Батраку своему? Он ведь ненец, иноверец. Как же это?
— А так. Хитер Митька. Сделает Яран-Яшку зятем — навечно закабалит.
Негодование против Озыр-Митьки вспыхнуло в Куш-Юре с новой силой.
— Вот гад! Я его обломаю, этого вражину!.. Яшку надо вызволить из лап Митьки.
— Нужно… А как? Яшка по уши втрескался в Эгруньку. Не даст вызволить себя.
— А она?
Куш-Юр задал этот вопрос деловым тоном. Но Писарь-Филь вдруг уверился, что познал сокровенную тайну председателя, и поспешил его успокоить:
— Что ты! Она знает себе цену. Яшка хоть и озырянившийся ненец, все одно для нее — иноверец.
— Да ну их псам под хвост! Давай к делу. Ты эту капнутую-лизнутую страницу перепиши, чтоб после обедав (Список был как стеклышко. Едоков подсчитай. Ясно? — Он поправил шапку и вышел из Совета.
Проводив его, Писарь-Филь, похлопывая себя по ляжкам, залился довольным смешком.
1
Разгружаться вотся-гортцы решили с утра. Похлебали молока. После этого мужчины повели жен осматривать избы.
Сандре здесь все было знакомо: с зимы, когда она помогала мужчинам ставить дома, ничего не переменилось. А Елення, Сера-Марья и Гаддя-Парасся осматривали и дома и сарай дотошно, в деталях. Мужчины ждали восторгов и похвал, а женщины как-то сникли. Избы стояли без окон, без печей…
— Бабе вовек не угодить, якуня-макуня. — Гажа-Эль, озлясь, топнул ногой. — Окна навесить плевое дело. Знаете ведь, с собой привезены, со своих изб поснимали, зряшной работы чтоб не делать тут. А печи кто зимой кладет? Летом сложим. Было б чего варить…
Но на женщин не подействовали ни слова Эля, ни его добродушная шутка. Они молчали, поджав губы. Только Сандра поддакнула:
— Верно, это не помеха…
Еленне, Марье и Парассе не понравилась поспешность Сандры. Могла бы и подождать, не старшая. Не дослушав ее, они самолюбиво отвернулись.
Гриш немного опешил: такого начала не ожидал. Он терялся в догадках, но не подумал о том, что женщины вдруг затосковали по оставленному жилью, где хоть и не так просторно, светло и чисто, не пахнет свежестью, зато обжито, зато все на привычных местах, в избе одна хозяйка… Не подумал потому, что еще раньше, до отъезда, честно всех предупредил о совместном проживании на первых порах. Никто тогда не высказал недовольства или несогласия. Но то в Мужах, где было много всякой мороки с отъездом… А здесь, в Вотся-Горте, когда надо заходить под крышу, все вдруг остро ощутили это неудобство. Даже Елення, с которой на эту тему столько было переговорено, с тоской думала сейчас, что всю жизнь мучилась с невестками и вот опять не сможет хозяйничать в доме.
Уныние женщин раздосадовало Варов-Гриша. Однако не назад же ехать. Не позориться же перед людьми.
— Присядем, потолкуем! — сказал он решительно и опустился на крылечко.
Мужчины сели на бревна, а женщины так и остались стоять нестройной шеренгой. Повторного приглашения сесть они не услышали.
Мужчины молчали, давая понять: они на все согласны, пусть бабы выбирают. Женщины не разжимали губ.
«Одна другой не поклонится… Достанется мне с ними», — подумал Гриш, выжидая вместе со всеми.
Еще зимой, когда ставили избы, он прикинул, кому с кем жить. Но согласятся ли с ним?
Однако не скажешь, так и не узнаешь…
— Может, так: по детям поделим избы? — спросил он и увидел на лицах женщин и мужчин заинтересованность… Это прибавило ему уверенности, и он продолжал: —У Сени да Парасси четверо, у Миши с Сандрой пока нет, им изба на пару. У нас с Елейней трое да у Эля с Марьей — двое. Нам, значит, вторая. Как думаете?
— А как Сандра понесет? — Сенька испуганно заморгал, увидев возмущенный жест своей Парасси. Ей предложение Гриша понравилось: когда еще Сандра понесет, бог даст, может и не понесет, а пока ее верх будет в избе.
— Так и наши не яловицы, — подмигнув Варов-Гришу, прогрохотал Гажа-Эль.
— Сиди ты, пес подстреленный! Этих не прокормить! — замахнулась на него Марья.
Но шутка всех развеселила. К радости Гриша, тут же в дружном согласии порешили, что делить избы по детям — самое лучшее.
Хотя избы были одинаковы, ставлены в одно время, для полной справедливости тянули жребий — кому в какую заходить.
Ночь провели вповалку на полу, подстелив кое-какие вещички.
С утра парма зажила в трудах и заботах.
Разгружались. Обставлялись. Навесили на окна пока что одинарные рамы. Поставили железные печурки — протапливать избы, если вдруг похолодает. На воле на невысоких столбах слепили из глины, перемешанной с прошлогодней травой и для крепости посоленной, круглую, чем-то напоминающую пышный каравай, печку без трубы, как у хантов перед юртой. В такой печке хоть шанежки пеки.