Живун

Немного времени прошло — слышит возбужденные ребячьи голоса. А Сенька упрашивает: «Сандре не сказывайте!» Обмерла: что случилось?

Выскочила на крыльцо. Ребята, завидя ее, испуганна загалдели:

— Медведя повстречали!

— Мы в лес, а он из лесу!

— Ба-альшутций! И ла-ахматый!

— Воздух нюхал!

— Мы в лодку, а он за нами!

Сандра побледнела и схватилась за голову:

— Боже ты мой! Мог ведь задрать! Горе-то какое… Говорила же — не бери детей!.. — накинулась она на Сеньку.

Сенька виновато кривил лицо.

— Ружье-то хоть не обсопливил? — донимала Сандра..

Озорно стрельнув глазами в сторону Сеньки, Энька не без удовольствия выпалил:

— А у него и ружья-то не было!

Видимо, об этом Сенька просил не говорить Сандре, потому что он как-то укоризненно посмотрел на мальчика и опустил голову.

А Сандра еще пуще заохала:

— Ой, беда, беда! Теперь неотпугнутый медведь к нам переплывет. Заберется ночью в избу или в стайку — вот будет горе нам!

— Не переплывет, — приосаниваясь, уверил Сенька. — А если пожалует — не твоя печаль, сам задам ему жару.

— Ты?! Срамота на всю губернию! — язвила Сандра, по в душе ей было жаль Сеньку.

До самого ужина Сенька не показывался Сандре на глаза и к столу явился после того, как она послала за ним Нюрку. Отужинал молча и ушел.

Ночь выдалась тихая, ясная. Ребятишки уснули быстро. А Сандре не спалось — не давала покою мысль о медведе. Как знать, вдруг и в самом деле переберется на этот берег — вода небольшая.

«Поди, чует нашу скотину, — не покидало ее беспокойство, и она прижимала к себе Федюньку. — Пожалует, нападет на коней, задерет, а то искалечит. И к коровам; может подступиться, что ему стайка. Сшибет дверь лапой — вся развалится. И в избу вломится…»

От этой мысли у нее мороз по коже пробежал. На Сеньку надежда плохая, а скорее — никакой. Наверное, дрыхнет…

Сандра прислушалась — не бродит ли кто на дворе.

«На грех, и собаки-то нет. Гриш в Мужи забрал, чтоб не скучала без хозяина. Детей вот оставили, черти, прости господи…» Она перекрестилась.

Не спалось и Сеньке. С боку на бок ворочался, мучился незадачей своей. В первый раз переживал так… Хотел перед Сандрой показать себя, полную калданку уток настрелять собрался — табуны их на воде чернеют. И как ружье-то позабыл? Все из-за ребятишек. Лучше бы не брал их… Так опять же ей хотел покою дать немного. Намучилась же с малышней…

Вот ведь невезучий какой!.. Всяко пересмеяла. А вернутся гостеване и вовсе ухохочутся. И не так было обидно, что они над ним посмеются, как то, что от Сандры насмешка пойдет.

Как ему захотелось, чтоб медведь пожаловал! Уж он бы отпугнул мохнатого! Уж показал бы себя перед Сандрой настоящим мужчиной! И Сенька вскочил с постели, сунул босые ноги в старые калоши Мишки Караванщика, накинул на плечи женину кофту с заплатами и, прихватив ружьишко, вышел во двор.

На небе густо и ярко сияли звезды, желтые, крупные, что спелая морошка. Свет от них разжижал осеннюю мглу. Сенька без труда различал темные силуэты деревьев, построек. Даже тропинка между избами и та видна. Правда, чуть-чуть. Вокруг было тихо и таинственно.

Поежившись от холода, Сенька поправил великоватые калоши и, зажав ружье под мышкой, зашлепал по тропинке взад-вперед, как часовой на посту.

Сандра уже засыпала. И вдруг уловила чьи-то неуклюжие шаги. «Медведь!» — она в испуге вскочила, метнулась к двери, проверила запоры — и к окну.

«Никак Сенька!.. Он… Вконец ополоумел. Чего ночью шастает?.. Никак с ружьем? С ружьем… Медведя, верно, подкарауливает… Смотри-ка…» — и ей стало неловко за свои шутки и насмешки, а того больше за свои страхи. И уже нисколько не боясь Сеньки, желая немедленно сказать ему что-то доброе, хорошее, она отбросила запоры, выскочила на крыльцо прямо в нижней рубашке.

— Ты чего не спишь? — окликнула она Сеньку.

От неожиданности он вздрогнул, смешался.

— Иди, Сеня, спать. Не перейдет медведь реку-то. Поди, уж позабыл про нас…

— А как перейдет? Пальнул бы давеча, так отпугнул бы, — едва слышно промямлил Сенька, не поднимая на Сандру глаз.

— Ну, с кем не бывает… Иди, Сеня, чего стынуть-то. Придет, так даст знать, небось услышим… Чай, скоро и наши приедут…

— Ага, — сказал Сенька посмелей. — Погода наладилась. Наверное, едут. Может, завтра и будут…

— Может… — печальным эхом отозвалась Сандра и ушла в избу.

Сеньку удивила эта внезапная перемена в голосе Сандры.

Он набил трубочку и еще долго попыхивал, зябко вздрагивал, кутался в кофту. Тронутый участием женщины, Сенька готов был целую вечность охранять тропинку, дом, в котором она спала.

4

Вечером следующего дня остров огласили радостные ребячьи возгласы:

— Мамы приехали!.. Папы приехали!..

Дети кинулись к матерям, матери к детям, словно век не виделись.

Сандра сразу оказалась не нужна. Ее кольнуло, что женщины и слова благодарного не сказали ей. Лаская детей, матери пристально оглядывали своих чад. А ей казалось, будто выискивают они перемены в них, в коих она повинна. Особенно ревновала она Еленню к Федюньке. Полюбила она мальчишку. Такое у нее было чувство, будто родное дитя от нее отбирают.