Живун

— Скажу честно тебе, и я сомневаться стал в вашей парме, — сказал он тихо и как-то виновато глянул на Гриша. — Радовался я за вас, верил, а теперь не знаю… Давно хотел сказать, да азарт твой удерживал. Ваш почин, ваша постоянная парма на выселке, жизнь сообща в складчину — это такое новшество! Коллективное ведение хозяйства — просто невиданная штука…

Гриш не дал Куш-Юру досказать, оборвал:

— Так силком ведь не тянули никого. Не неволили. Ума не приложу, пошто не заладилось…

Видно, Куш-Юр еще раньше думал об этом, потому что ответил сразу:

— Оно и не должно было заладиться. Вершки без корней не бывают! С корней все тянется… По едокам делить да поровну — это, брат, вершина. С малого начинать надо было. Люди чтоб привыкли сообща работать. Да!.. Но не сокрушайся! Ваша парма — хорошая проверка людских характеров. Пусть год только она прожила… Каков бы результат ни был — приобретенный опыт только делу на пользу пойдет. Госрыба, по-моему, будет самым что ни на есть правильным зачином…

— А дележ?

— С улова, думаю…

— Это понятно, а по мужикам?

— По старанию.

— В чем и загвоздка. На чей глаз меряно будет старание-то?

— На твой… — Куш-Юр хитровато улыбнулся.

— Это почему же?

— А потому, что тебя думаем за главного в эту Госрыбу.

— Меня?! — растерялся Гриш.

— Больше некого.

— Так я грамоты не знаю… И опять же брат в мир-лавке. Что люди подумают?

— Мир-лавка Госрыбы не касается. А люди — не против. Многому ты научился в парме, другие этого не умеют. А что грамоты не знаешь — подучим.

Гриш слушал, покачивая головой. А потом сказал:

— Я со всей душой, Роман Иванович, что другое исполню… А от Госрыбы этой уволь. Мозгов моих маловато.

— Ты что — мерял их? Додумался вытопок накапливать и до всего другого додумаешься. — Куш-Юр положил руку Гришу на плечо. — Поезжай домой, подумай, но не тяни с ответом…

— Не знаю, Роман Иванович, — еще раз вздохнул Гриш. — Надо подумать…

Глава двадцатая Безрадостная весна

1

Гриш и не заметил, как проехал от Мужей до Вотся-Горта. Илька пробовал в пути заговорить с отцом, но он или отмалчивался, или отвечал нехотя. А мальчика распирало нетерпеливое желание поделиться впечатлениями. Обиженный невниманием отца, он нахохлился, задремал и проспал почти всю дорогу.

А Гриш всю дорогу думал о предложении Куш-Юра, перебирал в памяти их разговор. Роман, похоже, был раздосадован, что не согласился… С тем и отпустил Гриша, что тот подумает и приедет приниматься за новое дело. Расстались сдержанно.

Куш-Юр добра желает, в этом Гриш не сомневался. Энтузиастом его, Гриша, обзывает… Но ведь и сам больно пылок… Нет, очертя голову нечего лезть!.. Шутка в деле — над всеми мужиками за старшего. Всех на промысел снарядить, от всех улов принять. А как не заладится? Сколько ртов некормленных останется? Распроклятым будешь. Да и свое хозяйство, свои рты. Пранэ подряжать или как Вась делает? Нет уж…

А вообще-то что весна покажет… Не истает парма, как снег под солнцем, так и не придется входить в Госрыбу, истает — куда деваться…

Но скребло душу и другое.

Сам ведь тоскует — людей маловато. А тут подберется артелька мужиков на сто, кабы не больше. Сила!.. Это тоня, так тоня… Баржами улов возить, караванами. Мужики неводят, пареньки-подлетыши разделывают, соли — полные амбары, бочонкам — счета нет…

Думалось ему, нет милее дела, как песни заводить, людей забавлять представлениями, игрой на гармошке. Однако и большой промысел куда как интересно ставить. Достаток людям первее всего нужен.

Но Гриш одергивал себя: мало ли что помечтается. Ехал в Вотся-Горт — такие ли дивы дивные придумывались!

Захотят ли люди большими артелями неводить? Попадутся такие баламуты, как Мишка, что делать? Не привычны все сообща, приучать надо, сам Куш-Юр говорил. А он, Гриш, и троих не приучил… сто и подавно не приучить…

Зря, зря Куш-Юр на него надеется…

…О предложении Куш-Юра Гриш никому не сказал, скрыл даже от Еленни. Но не проходило дня, чтобы не примерялся в мыслях к новому делу так и этак… Что потерял бы он, прими предложение, что выиграл бы… Иногда ругал себя за нерешительность, медлительность, корил себя за излишнюю осмотрительность… Возможно, Куш-Юр и не вспоминает его, Гриша, другого кого подыскал: предупреждал ведь — думай недолго…

Время же летело быстрее птицы.

Пришел март. Солнце поднималось уже высоко над тайгой и не торопилось прятаться. В ясные дни снег слепил глаза. Мужики сделали себе маски из бересты с узкими прорезями для глаз… Дымчатых-то очков в ту пору не было. По-дедовски берегли зрение, по старинке…

Но, как всегда в эту пору, ясные дни перемежались с пасмурными, с метелями. Охотникам часто приходилось отсиживаться дома.

Чтобы избежать новых скандалов, которые могли вспыхнуть в любую минуту, в надежде как-то сблизить своих товарищей, примирить, Гриш затеял мастерить кринки и туески из липовых чурбаков.

— У нас липу редко встретишь, а возле Мужей — и вовсе не сыщешь. Мир-лавка за милую душу возьмет… Уголь дал нажиток, а это и подавно.

Только Сенька вызвался помогать Гришу.