Сходни были влажными и предательски скользкими, поэтому мы с Орсоном поднимались с предельной осторожностью. Мы преодолели уже две трети пути, как вдруг низкий голос – почти шепот – словно из тумана прямо над моей головой тихо спросил:
– Кто идет?
От неожиданности я едва не упал, но вовремя вцепился в поручень лестницы и сохранил равновесие.
Яхта модели «Блюуотер-563», к которым относилась «Ностромо», представляет собой низкое стройное двухпалубное судно. Рулевая рубка расположена наверху. Сейчас светились только зашторенные иллюминаторы двух кают – на юте и в средней части судна. Открытая верхняя палуба и рубка были погружены во тьму и укутаны туманом, поэтому я не видел говорившего.
– Кто идет? – повторил свой вопрос мужчина – все так же тихо, но уже с явно различимой угрозой в голосе. Голос этот принадлежал Рузвельту Фросту.
– Это я, Крис Сноу, – подал я ответную реплику.
– Загороди глаза, сынок.
Я надвинул на глаза козырек кепки, крепко зажмурился и в следующую секунду почувствовал на лице яркий свет фонаря. Он тут же погас, и Рузвельт спросил:
– А с тобой – твой пес?
– Да, сэр.
– И больше никого?
– Что, простите?
– Ты один? С тобой больше никого нет?
– Нет, сэр.
– Ну, тогда добро пожаловать на борт.
Фигура стоявшего на верхней палубе Рузвельта была теперь видна, поскольку он переместился ближе к поручням и находился сейчас позади рулевой рубки. Впрочем, если бы я не знал, что передо мной именно он, то вряд ли смог бы узнать его даже с этого сравнительно небольшого расстояния. Рузвельта надежно маскировали ночь, мутный кисель тумана и его собственная черная кожа.
Пропустив Орсона вперед, я перепрыгнул через неширокий зазор между ступенями сходней и бортом, и мы с псом быстро взобрались по ступенькам, ведущим на верхнюю палубу.
Вскарабкавшись наверх, я увидел перед собой Рузвельта Фроста с ружьем в руках. Похоже, в самом скором времени Национальная стрелковая ассоциация переместит свою штаб-квартиру в Мунлайт-Бей. Сейчас ствол оружия был направлен в сторону, но я был уверен: до тех пор, пока Рузвельт с помощью фонарика не убедился в том, что я – это я, он постоянно держал меня на мушке.
Даже без ружья в руках он являл собой весьма величественное зрелище: метр девяносто с гаком, шея – как бетонная свая, плечи – как стаксель, обхват рук – шире, чем любое штурвальное колесо. Этот гигант вполне мог бы заменить Моби-Дика в борьбе с капитаном Ахабом. В шестидесятых и начале семидесятых годов он был звездой американского футбола, и спортивные обозреватели дали ему кличку Кувалда. Сейчас Фросту было шестьдесят три года, он являлся удачливым бизнесменом, владел магазином мужской одежды, мини-маркетом, а также половиной акций «Кантри-клуба» и гостиницы «Мунлайт-Бей». Но и теперь он без труда размазал бы по стенке любого из тех генетических мутантов и накачанных стероидами бегемотов, которые играют в нынешних командах.
– Здорово, песик, – промурлыкал он.
Орсон фыркнул.
– Ну-ка подержи, сынок, – прошептал Рузвельт, протягивая мне ружье.
На кожаном ремешке вокруг его шеи висел какой-то чудной и очень сложный бинокль. Рузвельт поднес его к глазам и стал озирать пирс, по которому я только что пришел к «Ностромо». С высоты верхней палубы открывался прекрасный обзор, но это было в хорошую погоду, а сейчас, ночью, да еще в этом непроглядном тумане…
– Неужели вы что-нибудь видите? – удивился я.
– Бинокль ночного видения. Он усиливает освещенность в восемнадцать тысяч раз.
– Но туман…
Рузвельт надавил кнопку на бинокле, и внутри раздалось жужжание какого-то механизма.
– Он работает еще и в режиме инфракрасного видения и тогда показывает лишь источники тепла.
– Тут, на причалах, их должно быть очень много.
– Только не тогда, когда у яхт выключены двигатели. Кроме того, меня интересуют только те источники тепла, которые двигаются.
– Люди?
– Может быть.
– А кто же тогда?
– Любой, кто мог за тобой следовать. А теперь заткнись, сынок.
Я заткнулся и, пока Рузвельт при помощи своего бинокля обследовал причал, думал о том, что эта бывшая футбольная звезда и нынешний преуспевающий бизнесмен не так прост, каким кажется на первый взгляд. Эта мысль не очень удивила меня. После захода солнца уже много людей открылись передо мной с самых неожиданных сторон, обнаружив в себе такие качества, о которых я раньше и не подозревал. Оказывается, даже Бобби хранил от меня секреты: ружье в шкафчике для швабр, обезьяний отряд… Теперь, узнав об убеждении Пиа Клик в том, что она является возродившейся богиней серфинга Каха Хуной, я понял, почему Бобби так горько и неприязненно реагировал на любые проявления того, что он называл «потусторонней ахинеей», в том числе и мои редкие и вполне невинные замечания по поводу необычных способностей моего пса. Кстати, на протяжении нынешней ночи один только Орсон оставался самим собой, хотя я бы, наверное, не удивился, даже если бы он вдруг поднялся на задние лапы и лихо отчебучил огненную чечетку.
– «Хвоста» за тобой нет, – сообщил наконец Рузвельт, опустив бинокль на грудь и забрав из моих рук ружье. – Сюда, сынок.