Живущий в ночи

Я не мог определить, насколько Орсон умнее обычных собак. Поскольку его ум был каким-то образом стимулирован научными изысканиями в Форт-Уиверне, он обладал гораздо большей сообразительностью, нежели определено природой для собак. Возможно, в ту ночь Орсон впервые осознал заложенный в нем потенциал и одновременно – чудовищные ограничения, наложенные на него собачьей сущностью. И после этого погрузился в трясину отчаяния, которая едва не засосала его окончательно. Обладать интеллектом и не иметь гортани, приспособленной для осмысленной речи, обладать интеллектом и не иметь рук, с помощью которых можно было бы писать и работать, обладать интеллектом и быть заточенным в таком физическом обличье, которое никогда не позволит проявить этот интеллект.

Это можно сравнить разве что с тем, чтобы родиться глухим, немым и лишенным конечностей.

Сейчас я смотрел на Орсона другим взглядом, удивляясь его мужеству и испытывая к нему такую нежность, какую не испытывал никогда и ни к кому на земле.

Он повернулся от фонтана, облизываясь и широко улыбаясь от удовольствия. Увидев, что я смотрю на него, он завилял хвостом. Он был рад моему вниманию, а может, ему было просто приятно находиться рядом со мной этой необычной ночью.

Несмотря на все ограничения, наложенные на него природой, несмотря на то что его было за что пожалеть, у моего пса получалось быть Бобби Хэллоуэем гораздо лучше, нежели у меня.

Можно ли назвать мудрой жизненную позицию Бобби? Или Орсона? Возможно, когда-нибудь я повзрослею достаточно для того, чтобы воспользоваться их жизненной философией.

Поднявшись со скамейки, я указал Орсону на скульптуру и сказал:

– Это не ятаган. И не полумесяц. Это ухмылка невидимого Чеширского Кота из «Алисы в Зазеркалье».

Орсон посмотрел на монументальный шедевр.

– А это не игральные кости и не кусочки сахара, – продолжал я. – Это таблетки для того, чтобы вырасти или уменьшиться, которые проглотила в сказке Алиса.

Орсон сосредоточенно обдумывал услышанное. Он видел мультипликационную диснеевскую версию классической сказки по видео.

– А сфера – это не символ планеты и не синий шар для боулинга. Это большой голубой глаз. Соедини все это вместе, и что получится?

Орсон взглянул на меня, желая, чтобы его просветили на этот счет.

– Чеширская ухмылка – это насмешка скульптора над теми доверчивыми дурачками, которые отвалили ему столь щедрый гонорар. Таблетки означают наркотики, под действием которых он создавал это бредовое произведение. Голубой глаз принадлежит самому художнику, а второго не видно потому, что он подмигивает. Бронзовая куча в основании скульптуры, разумеется, собачье дерьмо, и оно язвительно воплощает символическую оценку всего этого сооружения, поскольку собаки, как известно, являются наиболее восприимчивыми критиками в области искусства.

Если истолковать энтузиазм, с которым Орсон принялся махать хвостом, как знак согласия, моя интерпретация ему чрезвычайно понравилась.

Он обежал рысцой вокруг скульптуры, желая оглядеть ее со всех сторон.

Возможно, мое предназначение состояло вовсе не в том, чтоб писать о своей жизни, отыскивая в ней какой-то универсальный смысл, который помог бы другим осознать смысл их существования, как эгоманиакально внушала мне временами моя гордыня. Вместо того чтобы изо всех сил пытаться оставить след на земле, мне, наверное, следует усвоить, что единственная цель, с которой я был рожден, это развлекать Орсона, быть ему даже не хозяином, а любящим братом, стараться, чтобы его тяжелая и странная жизнь стала как можно легче, радостнее и богаче. Такое жизненное предназначение заслуживает не меньшего уважения, нежели любое другое.

Виляние Орсонова хвоста понравилось мне не меньше, чем ему – мой искусствоведческий анализ скульптуры. Я взглянул на циферблат. До рассвета оставалось чуть меньше двух часов.

До того момента, когда поднимающееся солнце заставит меня забиться в темную щель, мне предстояло посетить еще два места. Первым из них был Форт-Уиверн.

От сквера на пересечении Грейс-драйв и Палм-стрит, находящегося в юго-западной части Мунлайт-Бей, до Форт-Уиверна можно добраться на велосипеде меньше чем за десять минут, причем без всякой спешки – так, чтобы моему четвероногому братцу не приходилось нестись сломя голову. Дело в том, что мне известен короткий путь – через дренажную трубу под шоссе № 1. Эта труба переходит в открытый бетонный канал шириной около трех метров, который доходит до металлической сетки, огораживающей военную базу по периметру, и затем тянется в глубь ее территории. Верхний край ограды увит колючей проволокой.