Живущий в ночи

На сей раз мы занимались любовью гораздо спокойней, двигались медленнее и прикасались друг к другу более нежно, чем раньше. Мы отдавались друг другу с прежней любовью и ненасытностью, но сейчас к ним добавилась еще и некая безысходность, вызванная ощущением того, что мы остались одни в этом новом мире. Странно: мы чувствовали себя двумя приговоренными к смерти, рядом с которыми неотвратимо тикает будильник палача, и все же ощущения наши были слаще, чем когда-либо раньше.

А может быть, в этом и не было ничего странного. Может быть, страшная опасность освобождает нас от любых ограничений, амбиций, стеснения, заставляет, как никогда отчетливо, понимать простую, но в обычное время забываемую нами истину: предназначение нашей жизни состоит в том, чтобы любить и быть любимыми, черпать красоту и радости этого мира, осознавать, что будущее может настать, а может – и нет, а вот по-настоящему мы живем только сегодня.

Если мир – такой, каким мы его знали до этого, – уходил в небытие, то теряли свое значение и моя писательская работа, и музыкальное сочинительство Саши. Единственным, что у нас оставалось, были дружба, любовь и серфинг. Чудодеи из Форт-Уиверна сузили наше с Сашей существование до тех границ, которыми всегда довольствовался Бобби Хэллоуэй.

Дружба, любовь и серфинг. Бери их с пылу с жару! Бери их, покуда можешь! Наслаждайся ими, пока ты еще человек и способен оценить, насколько они прекрасны!

Некоторое время мы лежали в тишине, прижавшись друг к другу, дожидаясь того момента, когда время возобновит свой ход. А может, надеясь на то, что этого не случится.

Затем Саша проговорила:

– А теперь пора что-нибудь приготовить.

– По-моему, мы только что этим занимались.

– Я говорю про омлет.

– М-м-м… Эти вкуснейшие яичные белки! – промычал я, издеваясь над фанатичной одержимостью Саши идеями «правильного питания». Опасаясь холестерина, она всегда делала омлет из одних только белков, безжалостно выбрасывая желтки.

– Сегодня я приготовлю омлет с желтками.

– Вот теперь я понимаю, что действительно грядет конец света!

– Белки, желтки и много масла.

– С сыром?

– Ну, не оставлять же коров без работы.

– Масло, сыр, желтки… Ты положительно решила покончить жизнь самоубийством.

Мы изображали веселье. Но не чувствовали его.

И оба это знали.

И все же продолжали прикидываться, поскольку вести себя иначе означало бы признаться в том, насколько нам обоим страшно.

* * *

Омлет удался на славу. А также – жареная картошка и обильно намазанные маслом английские булочки.

Пока мы с Сашей кушали при свечах, Орсон кружил вокруг кухонного стола и жалобно скулил, а когда мы смотрели на него, вовсю изображал из себя голодающего ребенка из гетто.

– Ты уже сожрал все, что я положил тебе в миску, – сказал я ему.

Он фыркнул, выразив изумление таким беспардонным заявлением, и заскулил, обратив жалобный взгляд на Сашу, будто пытаясь уверить ее в том, что я беспардонно лгу, а у него, бедняги, и маковой росинки во рту не было. Вслед за этим Орсон упал на пол, перевернулся на спину и стал болтать в воздухе лапами, потом вскочил, встал на задние лапы и проделал танцевальное па вокруг своей оси. Он вел себя совершенно бессовестно.

Я отодвинул ногой стул от стола и сказал:

– Ну ладно, садись.

В мгновение ока он вскочил на стул и уселся – весь внимание, не сводя с меня нетерпеливого взгляда.

– Только что, – начал я, – мисс Гуделл услышала от меня совершенно неправдоподобный, почти безумный рассказ, подтверждением которого могут служить только записки вконец свихнувшегося попа. Она приняла его на веру лишь потому, что является сексуально озабоченной и постоянно нуждается в мужчине, а я – единственный, кто соглашается с ней спать.

Саша швырнула в меня недоеденным куском жареного хлеба с маслом. Он упал на стол прямо перед носом Орсона, и тот ястребом кинулся на добычу.

– Нельзя, брат! – сказал я.

Пес замер в сантиметре от кусочка хлеба – с открытой пастью и оскаленными зубами. Повинуясь моему приказу, он не стал есть лакомство, а лишь с видимым удовольствием обнюхал его.

– Если ты поможешь мне убедить мисс Гуделл в том, что все рассказанное мной о проекте Форт-Уиверна является правдой, я поделюсь с тобой омлетом и жареной картошкой.

– Пожалей собаку, Крис, – попросила Саша, – у нее сейчас разорвется сердце.

– У него нет сердца, – ответил я, – у него внутри только желудок.

Орсон укоризненно посмотрел на меня, словно упрекая за то, что я издеваюсь над ним, тогда как он не имеет возможности ответить мне по заслугам.

Обращаясь к псу, я сказал:

– Если захочешь сказать «да», кивнешь головой. Если «нет» – потрясешь головой из стороны в сторону. Понял?

Орсон смотрел на меня, переминаясь с ноги на ногу и глупо ухмыляясь.

– Может, ты не веришь Рузвельту Фросту, но ты должен полностью доверять девушке, которая сидит рядом с нами. Видишь ли, у тебя нет выбора. Дело в том, что мы с ней намерены быть вместе – с сегодняшнего дня и до конца – под одной крышей, раз и навсегда.

Орсон повернул голову к Саше.

– Разве я не прав? – спросил я ее. – До конца?