Живущим руку протяну. Поэтическая биография Михаила Сопина

Татьяна Сопина. Михаил Сопин Живущим руку протяну. Поэтическая биография Михаила Сопина

Живущим руку протяну

«Я пишу не стихи, а молитвы

от имени ушедших и уходящих».

М. Сопин

Я не знал поэта лично. Но в середине 90-х годов на столе у отца, поэта А. А. Романова, увидел небольшую книжечку Михаила Сопина – «Обугленные веком». И в ней – очень резкое предисловие, почти «манифест» автора: «Мы входили в жизнь без идеологических шор, с широко распахнутыми глазами от бомб 1941 года… Мы искали в правителе высшего судию, а находили в рабе палача. Мы жаждали от сильного покровительства, а находили в слабом садиста. Мы искали в незнакомом друга, а находили в кровном врага… Мы собачьими глазами просили у общества участливой нежности, а общество обеспечивало нас ненавистью по высшей категории…».

И название книжки, похожее на «Унесённые ветром», «Утомлённые солнцем», «Обожжённые зоной», и вызывающее предисловие в духе исповеди Печорина, и откровенные стихи поэта мне понравились, а имя – запомнилось.

А отец, помню, был в тяжёлом раздумье: с одной стороны, автор, безусловно, талантливый человек, много испытавший и чувствующий; с другой…

До этого А. А. Романов читал рукописи М. Сопина и как член приёмной комиссии СП РСФСР, и как секретарь Вологодской писательской организации, и, конечно, как поэт, несомненно, увидел талант автора. Увидел и то, как заявленные в «манифесте» М. Сопина контрасты прошли сквозь всю эту книгу: вверху – ложь, спесь и подлость; внизу – правда, боль и рабство. Основной художественный приём – резкий контраст, ключевое слово – несправедливость, а главная идея – «мир держится на здоровых кочках среди гнилого болота»…

Звон погребальный
Под родимым кровом
Опухшим,
Заметённым добела.
Зачем я
Новой ложью зачарован,
Пытаясь заглушить колокола?
…Зачем ты, память,
Стон души хоронишь,
Во мне, живом, былое хороня?

Можно было понять тяжёлые раздумья А. А. Романова, который, как и многие, понимающие силу художественного слова, конечно, использовал противопоставление как литературный приём, но вместе с тем понимал, что его частое употребление в словотворчестве сужает, обедняет, упрощает оценку жизни, сводя всё её многообразие всего к двум регистрам – «да/нет», «+/–», «хорошее/плохое» и т. п. И в его записной книжке появляется такая запись (прочитал позже): «На одной отрицательной энергии долго жить нельзя, тем более – поэту. Отрицательная энергия сжигает человека до черноты. А поэзия – это деяние защитительного духа: это – доброе человекоустроение, а не разрушительная борьба всего и вся в человеке и самой жизни. Живущим руку протяну

С давней тревогой думаю о поэте, близком мне: сожжёт своё дарование и сам сгорит…» (14.04.94).

Полагаю сейчас, по прошествии лет, что речь здесь шла именно о М. Сопине, пришедшем в мир в 1931 г., а второй раз родившемся на разломе войны и мира:

Я рождаюсь вот здесь
В сорок первом.
Мёртвым сверстникам
Глядя в глаза…

Моя вторая встреча с творчеством М. Сопина произошла гораздо позже, в новом веке, когда обоих поэтов уже не было на свете. Перебирая домашние архивы отца, наткнулся вдруг на такую его запись: «Михаил Сопин талантлив, но он, пройдя ад лагерей, донёс до русской поэзии лишь кричащие окалины строк. Прозу писать он не может (мог бы, но не может). А в поэзии он мог бы развернуться значительно, как трагик человеческого бытия (вообще человеческого, а не только одного подконвойного, советского), но для такой судьбы необходима мудрость, а не злость-обида…

И строки Михаила Сопина с каждым выходом в свет всё короче… Огня уже не хватает…».

В чём-то эти оценки не были лишены оснований. Вот, например, хорошее начало стихотворения – интересные первые четыре строки, а потом что-то происходит, мысль начинает «ветвиться», ритм ломается, возникает ощущение незаконченности:

Плачут радость и беда,
Смертные и боги.
Откровение всегда —
У конца дороги.
Но иногда и на поворотах.
В этом прелесть жизни,
И дай Бог, чтобы поворотов
                                 было больше…

Но, с другой стороны, многое из творчества М. Сопина в те годы опубликовано не было, значит, оценка эта была неполной. И, убеждён, большим откровением для А. А. Романова стало бы такое, например, высказывание поэта (о стихах Е.): «…Основной признак поэзии? Она обладает лечебными свойствами. Сказал – избыл внутренний груз. Потому что вначале было не слово, а предисловие. Стон боли, стон голода, холода, общения, попытка осмыслить себя – главная наука о человеке. А слово – потом.